1. Реванш большевиков в дни борьбы с корниловщиной
В возникшей в очередной раз критической для Временного правительства ситуации Керенский был вынужден теперь обратиться за помощью к «революционной демократии», к различным общественным организациям и в первую очередь к руководящим органам Советов, мнением которых он неоднократно раньше пренебрегал. Со своей стороны, лидеры «революционной демократии» воспользовались новой политической ситуацией, чтобы под флагом защиты правительства поднять и сплотить возможно более широкие слои общества, укрепить свое пошатнувшееся влияние среди рабочих и солдат. На состоявшемся 27 августа 1917 г. заседании ЦК партии меньшевиков было предложено учредить «Комитет обороны от контрреволюции», и в тот же день инициатива была поддержана меньшевистской фракцией ЦИК Советов1.
Вечером 27 августа «текущий момент» обсуждал на своем заседании Петербургский комитет большевиков. Докладчиком от ЦК выступал А. С. Бубнов, который, отвечая на вопрос, что делать в сложившейся обстановке, говорил: «Нам нужно действовать, чтобы вести собственную линию и не помогать ни Керенскому, ни Корнилову». Докладчик предлагал «ни в какие сношения с советским большинством не входить», но при этом координировать свои действия с Советом2. Но какого-либо определенного решения Петербургский комитет большевиков не принял, хотя целый ряд его членов выразил на этом заседании недовольство неясной линией своего ЦК, которой «товарищи на местах были поставлены в неловкое положение»3.
На состоявшемся в ночь на 28 августа объединенном заседании ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов и Исполкома крестьянских депутатов один из лидеров меньшевиков Ф.И.Дан заявил, что для предотвращения и борьбы с контрреволюцией «необходимо единство фронта всех революционных сил»4. Выступивший от меньшевистской фракции С. П. Вайнштейн призвал сплотиться вокруг Временного правительства, заменив в нем ушедших министров-кадетов представителями демократических элементов. Одновременно он выдвинул предложение образовать Комитет для борьбы с контрреволюцией, получивший в окончательном виде название «Комитет народной борьбы с контрреволюцией». В состав этого комитета были приглашены представители всех социалистических партий и советских организаций, и все они, включая большевиков, приняли это предложение5. Вместе с тем выступивший в конце этого заседания член ЦК большевиков Г. Я. Сокольников сообщил, что фракцией большевиков уже приняты самостоятельные меры по осведомлению рабочих и солдат о надвигающейся опасности, что ею создана комиссия для выработки мер «локализации наступления на революцию». Но при этом большевистский представитель заверил членов ЦИК, что эта комиссия войдет в прямой контакт с соответствующими органами при ЦИК. Сокольников также информировал о просьбе Керенского, непосредственно обращенной к большевикам, повлиять на революционных солдат встать на защиту революции от мятежных генералов. При этом он не выдвинул никаких политических условий, что давало основание полагать о стремлении большевиков к достижению компромисса со своими оппонентами6. Показательно также, что в выпущенной большевистским руководством листовке в связи с выступлением генерала Корнилова уже не было критики в адрес эсеро-меньшевистского ЦИК Советов, а содержался только призыв к рабочим и солдатам доверить руководство борьбой за спасение революции той власти, которая возьмет на себя проведение в жизнь их требований, «несмотря на колебания, шаткость, бесхарактерность колеблющейся части демократии»7.
28 августа, когда исход противоборства между Керенским и Корниловым был совсем неясен, «Комитет народной борьбы с контрреволюцией» принял решение, признававшее «желательным вооружение отдельных групп рабочих кварталов под ближайшим руководством Советов и под контролем Комитета». Вооруженные рабочие формирования (Рабочая милиция, Красная гвардия, Рабочая гвардия, боевые дружины и др.) были созданы во многих районах Петрограда. Общее число записавшихся в них составляло не менее 25 тыс. человек8.
Процесс формирования вооруженных рабочих отрядов в этот период полностью контролировался районными Советами и фабрично-заводскими комитетами. 28 августа в Петергофском районе на совместном заседании представителей завкомов с членами районного Совета было принято решение «создать Красную гвардию или боевую дружину из рабочих, которая и вооружается. Все товарищи принимаются в состав Красной гвардии и вооружаются под строгим контролем и только по рекомендациям заводских комитетов и партийных организаций». Организованный на этом заседании «Революционный центр» возглавил борьбу рабочих Нарвской заставы против контрреволюции9. Такие же центры создавались и в других районах Петрограда. Важную роль в мобилизации рабочих на отпор контрреволюции сыграло Междурайонное совещание, в котором к концу августа были представлены 11 районных Советов столицы. Сложившийся к этому времени блок большевиков с интернационалистскими течениями меньшевиков определил его четкую и решительную линию и позволил добиться от Комитета народной борьбы санкции на вооружение рабочих. В своей инструкции районным Советам Междурайонное совещание предложило «приступить к составлению списков революционных рабочих, достойных полного доверия, на случай возможности вооружения их». Инструкция предупреждала далее, что «списки эти должны составляться со всей строгостью и осторожностью, через фабрично-заводские комитеты, партийные комитеты. Против фамилии каждого записываемого обязательно должно быть указано, кто его рекомендует: какая партия, какой завод, и комитет либо Совет»10. На состоявшемся 29 августа объединенном заседании Петроградского совета профессиональных союзов и Центрального совета фабзавкомов отмечалось, что из основных пролетарских районов столицы получены сообщения о полной готовности рабочих к отпору корниловского похода. Совещание постановило принять самые энергичные меры по возведению на подступах к Петрограду проволочных и других заграждений, усилению охраны порядка в городе11. В результате мобилизации питерских рабочих и солдат Петроградского гарнизона в столице был создан такой перевес революционных сил, который сорвал планировавшееся выступление прокорниловских элементов в самом городе12.
Выступление контрреволюции всколыхнуло пролетарские массы, вывело их из состояния напряженного ожидания, в котором они находились после июльских событий. Угроза реальной опасности вновь настроила их самым решительным образом, вызвала потребность самим осмыслить «текущий момент» и перспективы его развития. Вот почему на состоявшихся в эти дни практически на каждом предприятии митингах и собраниях наряду с обсуждением практических мер по организации отпора реакции с неизбежностью встал и вопрос о власти. В рабочих резолюциях вновь зазвучало требование о переходе власти к Советам, хотя еще более распространенным было требование о создании власти «революционных классов» — в одних случаях из представителей пролетариата и крестьянства, в других пролетариата и беднейшего крестьянства13. 28 августа на общем собрании рабочих Обуховского завода была принята резолюция, предлагавшая образовать «Временное революционное правительство из представителей пролетариата и крестьянства, ответственное лишь перед революционными органами»14. В резолюциях присутствовала и мысль о необходимости единства действий.
И все же главным организующим центром по ликвидации корниловского выступления был «Комитет народной борьбы с контрреволюцией», главной задачей которого, по словам Ф. И. Дана, стало «поддержать и укрепить единство демократических сил», сплотившихся вокруг Советов15. Чтобы привлечь к активному сотрудничеству большевиков, Комитет даже предпринял шаги по освобождению из тюрьмы лиц, причастных к июльским событиям в Петрограде, уведомив об этом рабочих и солдат в специальном обращении16. Аналогичные меры принял ЦК партии меньшевиков, который на своем заседании 29 августа 1917 г. постановил предложить министру юстиции А. С. Зарудному «пересмотреть дела арестованных большевиков и изменить меры пресечения относительно тех, которые не обвиняются в уголовных преступлениях и шпионстве», а также «освободить всех большевиков, которым не предъявлено обвинение»17. Более того, на следующий день ЦК меньшевистской партии вернулся к этому вопросу, поручив своему представителю министру труда М. И. Скобелеву войти с этим предложением в правительство18.
Все эти инициативы меньшевиков, поддержанные социалистами-революционерами и имевшие своей целью создать единый демократический фронт против Корнилова, дали впоследствии Керенскому основание обвинить их в том, что они совершили «непростительный поступок» — «вошли в союз с Лениным и снова приняли большевистскую партию в состав революционных демократов»19. На самом деле никакого союза с большевиками не было. Показательно, что большевистский ЦК на своем заседании 30 августа 1917 г. даже поставил перед своими представителями в «Комитете народной борьбы с контрреволюцией» вопрос о выходе из него в случае, если не будут выпущены арестованные по делу об июльских событиях20. Большевистское руководство было таким образом больше озабочено судьбой своих товарищей, чем судьбой революции. Что же касается самого Ленина, скрывавшегося в это время в Финляндии, то в написанной за неделю до мятежа Корнилова статье «Слухи о заговоре», не допуская даже возможности блокирования с «предателями меньшевиками», он писал: «Трудно поверить, чтобы могли найтись такие дурачки и негодяи из большевиков, которые пошли бы в блок с оборонцами теперь»21. Но и получив известие о начавшемся путче Корнилова, Ленин в письме в ЦК своей партии 30 августа 1917 г. предупреждал: «По моему убеждению, в беспринципность впадают те, кто (подобно Володарскому) скатывается до оборончества или (подобно другим большевикам) до блока с эсерами, до поддержки Временного правительства. Это архиневерно, это беспринципность»22.
Хотя в Петрограде и находились «другие большевики», которые в составе большевистских фракций в Советах и общественных организациях поддерживали сложившийся фронт борьбы с Корниловым, генеральная линия большевистского руководства была ориентирована в первую очередь на достижение собственных целей. В опубликованном в центральном органе большевиков «Рабочий» воззвании «Ко всем трудящимся, ко всем рабочим и солдатам Петрограда» не только резко критиковалось Временное правительство, но и осуждалась та часть демократии, которая выражала ему доверие и вручала всю полноту власти. В воззвании выдвигался лозунг создания новой власти, которая возьмет на себя осуществление требований «пролетарской и солдатско-крестьянской массы»23.
На состоявшемся 31 августа расширенном заседании ЦК РСДРП(б) обсуждалась декларация «О власти», которую предполагалась внести от имени большевистской фракции на заседании ЦИК Советов вечером того же дня. Проект этой декларации был подготовлен и оглашен только что освобожденным из тюрьмы Л. Б. Каменевым, заявление о реабилитации которого поддержали эсеро-меньшевистские лидеры ЦИК Ф.И.Дан, А. Р. Гоц, М. И. Либер24. Хотя Каменев представлял в ЦК умеренное крыло, его проект был принят в результате «генеральной дискуссии» без возражений25.
Характер переживаемого момента не мог не отразиться на содержании и тоне этого документа, в преамбуле которого говорилось: «Перед лицом контрреволюционного мятежа ген. Корнилова, подготовленного и поддержанного партиями и группами, представители которых входили в состав Временного правительства (во главе с партией к.-д.), ЦИК считает долгом провозгласить, что отныне должны быть решительно прекращены всякие колебания в деле организации власти. От власти должны быть отстранены не только представители к.-д. партии, открыто замешанной в мятеже, и представители цензовых элементов вообще, но должна быть в корне изменена и вся та политика соглашательства и безответственности, которая создала самую возможность превратить верховное командование и аппарат государственной власти в очаг и орудие заговора против революции. Нетерпимы далее ни исключительные полномочия Временного правительства, ни его безответственность. Единственный выход — в создании из представителей революционного пролетариата и крестьянства власти...»26.
В декларации излагались те меры, которые должны были быть положены в основу деятельности новой власти: декретирование демократической республики, немедленная отмена частной собственности на помещичью землю без выкупа и передача ее в ведение крестьянских комитетов до окончательного решения Учредительным собранием; введение рабочего контроля над производством и распределением в общегосударственном масштабе, национализация важнейших отраслей промышленности; немедленное предложение всем народам воюющих стран заключить всеобщий демократический мир; уничтожение всех сословных привилегий и полное равноправие всех граждан; осуществление права наций на самоопределение; немедленный созыв Учредительного собрания и др.27
Представляя вечером 31 августа на заседании ЦИК проект декларации «О власти», Л. Б. Каменев отнюдь не сводил его суть к передаче власти Советам, отметив при этом, что «фракцию большевиков интересует не техническая сторона, а те силы, которые войдут в состав этой власти, одинаково ли они понимают задачи момента и смогут ли они идти в ногу с демократией»28. Но эсеро-меньшевистский ЦИК не продемонстрировал желания идти в ногу с большевиками, так и не поставив их декларацию на голосование в этот вечер. И тогда большевистская фракция Петроградского Совета внесла этот документ на рассмотрение общего собрания Петроградского Совета в ночь на 1 сентября. В результате ожесточенной многочасовой полемики вокруг характера будущей власти резолюция эсеров была отвергнута и принята большевистская декларация «О власти». Тот факт, что из-за отсутствия значительной части депутатов она прошла только относительным большинством (за — 270, против — 115, и 51 воздержался) не умалял значения одержанной большевиками победы в Петроградском Совете. «Исторический поворот» — так характеризовал эту победу центральный орган большевистской партии «Рабочий» в своем экстренном выпуске вечером 1 сентября 1917 г. 2 сентября в этой же газете была помещена статья Г. Я. Сокольникова «На новом пути». Комментируя напечатанную накануне декларацию «О власти», автор статьи подчеркивал, что предложенная большевиками в Петроградском Совете резолюция не «объявляет» перехода власти к Советам. «Такое «объявление», — пояснял он, — было бы теперь пустой бумажной резолюцией, не имеющей никакого практического значения, либо провозглашением решительной борьбы за власть, восстанием с оружием в руках для низвержения того органа, в руках которого власть теперь находится». Назначение принятой резолюции Сокольников видел в том, что в ней большевистская партия «предложила сплочение рабочих, солдат и беднейших крестьян на определенной революционной программе» с целью «организовать сознание и волю масс, которые к нам примыкают, превратить их в силу, способную не только встать под наши знамена, но и довести ее до полной победы». Нельзя здесь не заметить, что большевистское руководство в Петрограде предпочитало не обольщаться достигнутой победой в Петроградском Совете и занимало в целом осторожную позицию в отношении к власти.
Гораздо оптимистичнее оценивал сложившуюся ситуацию в стране и в столице лидер большевиков Ленин, находившийся в то время в Финляндии. Скрываясь в августе 1917 г. от преследования Временного правительства в Гельсингфорсе и не имея возможности непосредственно участвовать в политической жизни России, Ленин направляет свою энергию на организацию международной конференции левых «для основания III Интернационала»29. Он торопит с этим заграничное бюро ЦК РСДРП(б) в Стокгольме, настаивает на том, чтобы провести ее «именно теперь, пока есть еще в России легальная (почти легальная) интернационалистская партия более чем с 200000 (240000) членов...»30. На проведение конференции были нужны деньги, и они нашлись у швейцарского социал- демократа Карла Моора, который, как уже отмечалось, в годы Первой мировой войны поддерживал контакты не только с эмигрантами-большевиками, но и с представителями германского правительства. Именно по заданию германского посланника в Берне Ромберга в мае 1917 г. Моор выезжает в Стокгольм, где в несколько приемов передает членам заграничного бюро ЦК большевиков 73 тыс. шведских крон31. Радек в письме Ленину от 3 июля 1917 г. пишет из Стокгольма: «Мы не получили еще от Вас ответа насчет распределения денег, полученных нами. Ввиду необходимости подготовки конференции, посылки людей для переговоров с левыми в Германию, напечатания французского листка о конференции мы принуждены, не дожидаясь Вашего ответа, расходовать деньги»32. Ленин смог ответить заграничному бюро ЦК большевиков только в августе, и даже в письме, предназначенном для передачи из рук в руки (впервые оно было напечатано в 1930 г.), он архиосторожен: «Не помню, кто-то передавал, кажись, что в Стокгольме, после Гримма и независимо от него, появился Моор... Но что за человек Моор? Вполне ли и абсолютно доказано, что он честный человек? Что у него никогда и не было и нет ни прямого ни косвенного снюхивания с немецкими социал-империалистами? Если правда, что Моор в Стокгольме и если Вы знакомы с ним, то я очень и очень просил бы, убедительно просил бы, настойчиво просил бы принять все меры для строжайшей и документальнейшей проверки этого. Тут нет, т. е. не должно быть, места для тени подозрений, нареканий, слухов и т.п.»33. При том, что Ленин был достаточно хорошо знаком с Моором, в данном случае он действительно мог только догадываться об источнике происхождения предлагаемых Моором денег и потому, особенно после июльских обвинений в «шпионских сношениях» с Германией, стремился не дать повода для новых обвинений. Столь же осторожную позицию в этом вопросе занял и Центральный Комитет большевиков, который на своем заседании 24 сентября 1917 г. заслушал «сообщение о предложении денег» — финансовое предложение Моора, полученное через секретаря и казначея заграничного бюро ЦК Н. А. Семашко, находившегося в Стокгольме проездом. Присутствовавшие на этом заседании Свердлов, Сталин, Каменев, Сокольников, Троцкий, Урицкий, Рыков, Бубнов, Шаумян посчитали это предложение неприемлемым, приняв следующую резолюцию: «ЦК, заслушав сообщение т. Александрова (Семашко) о сделанном швейцарским социалистом К. Моором предложении передать в распоряжение ЦК некоторую сумму денег, ввиду невозможности проверить действительный источник предлагаемых средств и установить, действительно ли эти средства идут из того самого фонда, на который указывалось в предложении как на источник средств Г. В. Плеханова, а равным образом проверить истинные цели предложения Моора, — ЦК постановил: предложение отклонить и всякие дальнейшие переговоры по этому поводу считать недопустимыми»34. Интересно, что публикаторы протоколов ЦК сделали здесь следующее примечание: «По наведенным позднее Истпартом справкам, Карл Моор предлагал денежные средства из полученного неожиданно большого наследства»35. Но, как видно из этой резолюции, сам Моор, предлагая финансовую помощь большевикам, вовсе не ссылался на «полученное неожиданно большое наследство», а глухо указывал «на источник средств Г. В. Плеханова». Скорее всего, такое объяснение навеяно опубликованными в 1926 г. воспоминаниями К. Радека, который был обязан Моору, помимо всего, еще и лично — облегчением своего «сидения» в берлинской тюрьме в 1919 г. за участие в коммунистическом восстании. Отмечая заслуги швейцарского социалиста перед русскими революционерами, Радек писал, что Моор, получив значительное наследство, помогал большевикам36. Здесь Радек определенно лукавил: даже если допустить, что в 1917 г. он не разделял подозрения Ленина в отношении Моора, то в 1918 г. он был ознакомлен вождем большевистской партии с письмом Г. Л. Шкловского, находившегося тогда в Берлине в составе советской дипломатической миссии. «Обращаю Ваше внимание на К. Моора, — писал Шкловский в этом письме Ленину 14 августа 1918 г. — Он немецкий агент, купленный за деньги агент. Доказательств более чем достаточно и никакому сомнению не подлежит...»37. Но Радек не хотел (или не мог?) разрушать светлый образ швейцарского социалиста, так много сделавшего для большевиков, и потому он обвинил Шкловского в распространении «инсинуаций против товарища Моора»38.
Опубликованные в 1993 г. документы из «особых папок» секретариата ЦК и Оргбюро подтверждают, что заграничное бюро ЦК большевиков в течение 1917 г. неоднократно получало субсидии от Моора — всего около 40 тыс. долл.39, сумма для того времени хотя и очень крупная, но все же сильно не дотягивающая до миллиона немецких марок. Любопытно, что в опубликованной среди этих документов «Справке об оказании К. Моором помощи русскому революционному движению» отмечалось, что полученные от Моора деньги Боровский и Ганецкий «определенно называли ... ссудой, обещав, что ссуда эта будет ему возвращена сейчас же после завоевания политической власти. Тов. Ленин знал об этом и очень благодарил тов. М[оора] за это. Это была помощь в самое тяжелое время 1917 г. и требовалась для удовлетворения необходимейших потребностей»40. Сам Моор также высоко оценивал свои заслуги перед Русской революцией и большевиками. Об этом свидетельствует, в частности, письмо Моора Ленину от 22 ноября 1918 г., в котором он ходатайствовал об освобождении П. Н. Пальчинского, личности достаточно одиозной для большевиков (товарищ министра торговли и промышленности, помощник генерал-губернатора Петрограда по гражданской части, один из руководителей обороны Зимнего дворца во время Октябрьского вооруженного восстании и т.д.). В этом же письме Моор посчитал возможным и необходимым выступить против копирования большевиками террора Французской революции. «...У меня есть революционный темперамент и отвага, поскольку я думаю и чувствую по-пролетарски, то мне не симпатично простое копирование якобинства, — писал он. — Так же и для нашей революции необходимо со всей энергией заниматься экономикой и минимумом давления обеспечить максимальные результаты... ». Моор подписал это письмо Ленину «с социал-демократическим партийным приветом. Со всею дружбою и верностью»41. Разумеется, так мог обращаться к вождю большевиков только человек, находившийся с ним в доверительных отношениях, и реакция Ленина на просьбу Моора это подтверждает: по его личному вмешательству Пальчинский в скором времени был освобожден по специальному решению ЦК РКП (б)42.
Однако мы забежали вперед и, возвращаясь к 1917 году, заметим, что полученные от Моора в Стокгольме деньги, как установил американский историк С. Ляндрес, в Россию тогда не пересылались, а были употреблены с ведома Ленина на организацию состоявшейся в сентябре 1917 г. Третьей Циммервальдской социалистической конференции. «Принимая во внимание цели конференции и состав ее участников, — пишет он, — можно с уверенностью сказать, что “немецкие деньги”, на которые она была устроена, были использованы в неменьшей степени против правительства кайзеровской Германии, чем против Временного правительства А. Ф. Керенского, предпринявшего неудачную попытку юридически доказать измену большевиков, организовавших на “немецкие деньги” антивоенную пропаганду в России»43. И все же часть мооровской «ссуды» вернулась в Россию после Октябрьской революции. В письме секретарю ЦК РКП(б) В. М. Молотову от 10 мая 1922 г. Я. С. Ганецкий сообщал: «До сих пор я не получил от Вас указаний, что делать с привезенными из Риги 85 513 датских крон. Если возражений нет, я попросил бы кассира ЦК взять их у меня. Однако напоминаю, что несколько раз было принято устное постановление возвратить деньги Моору. Указанные деньги фактически являются остатком от полученных сумм Моора. Старик все торчит в Москве под видом ожидания ответа относительно денег. Не считали бы Вы целесообразным дать ему эти деньги, закончив этим все счета с ним и таким образом избавиться от него»44. Но Моору пришлось проторчать в Москве целых пять лет, прежде чем он получил «свои» деньги обратно45.
Что же касается Третьей Циммервальдской конференции, то члены заграничного бюро ЦК большевиков выступали на ней в самых различных ролях: В. В. Боровский и Н. А. Семашко представляли РСДРП(б), а Я. С. Ганецкий и К. Б. Радек — польских социал- демократов, но всем им вместе пришлось отбиваться от прозвучавших в адрес большевиков и на этой конференции обвинений в шпионаже. Однако требование заграничного бюро ЦК большевиков принять специальную резолюцию о положении дел в России было отклонено центристским большинством конференции по причине недостаточной осведомленности в русских делах. В принятый на конференции манифест против войны не попали большевистские лозунги о превращении империалистической войны в гражданскую и о поражении «своего» правительства в каждой воюющей стране. Неудивительно, что Ленин, внимание которого было поглощено организацией и проведением этой конференции, откликнулся на ее завершение одной незаконченной статьей «Задачи нашей партии в Интернационале (по поводу III Циммервальдской конференции)». Остановившись в ней только на характеристике представленных на конференции партий и групп, вождь большевистской партии делал суровый вывод о том, что «состав конференции был чрезвычайно пестрый, — даже нелепый, ибо собрались люди, не согласные в основном, поэтому неспособные действовать действительно дружно, действительно сообща, люди неминуемо расходящиеся между собой в коренном направлении своей политики...»46. Но, похоже, Ленина это в данный момент уже не волновало, ибо в самой России в результате «мятежа» генерала Л. Г. Корнилова произошел «крайне неожиданный» и «прямо-таки невероятно крутой поворот событий»47.
Однако в отличие от своих осторожных соратников в Петрограде, Ленин предлагал использовать этот «невероятно крутой поворот событий» для перехода в решительное наступление на власть, изменив только форму борьбы с нею и в первую очередь с Керенским. «Ни на йоту не ослабляя вражды к нему, не беря назад ни слова, сказанного против него, не отказываясь от задачи свержения Керенского, — писал он, — мы говорим: надо учесть момент, сейчас свергать Керенского не станем, мы иначе теперь подойдем к задаче борьбы с ним, именно: разъяснять народу (борющемуся против Корнилова) слабости и шатания Керенского»48. Одновременно вождь большевиков советовал еще активнее вовлекать рабочих, солдат и крестьян в борьбу против Корнилова, «поощрять их избивать генералов и офицеров, высказывавшихся за Корнилова, настаивать, чтобы они требовали тотчас передачи земли крестьянам, наводить их на мысль о необходимости ареста Родзянки и Милюкова, разгона Государственной думы, закрытия “Речи” и других буржуазных газет, следствия над ними»49. Здесь в Ленине говорил не только непримиримый противник буржуазной власти, но и человек, загнанный этой властью в подполье и продолжающий находиться в опасности быть ею схваченным и судимым как «немецкий шпион».
Примечания:
1 Ненароков А. П. Упущенная возможность единения демократических сил при решении вопроса о власти // Меньшевики в 1917 году. Т. 3. Ч. 1. М., 1996. С. 16, 72.
2 Петербургский комитет РСДРП (б) в 1917 году: Протоколы и материалы заседаний. СПб., 2003. С. 407-408.
3 Там же. С. 426.
4 Меньшевики в 1917 году. Т. 3. Ч. 1. С. 109.
5 Там же. С. 109-111.
6 Злоказов Г. И. Меньшевистко-эсеровский ВЦИК Советов в 1917 году. М., 1997. С. 210-211.
7 Листовки петроградских большевиков 1917-1920. Т. 3. Л., 1957. С. 8182.
8 Старцев В. И. Очерки по истории Петроградской Красной гвардии и рабочей милиции. М., 1965. С. 147, 164.
9 Революционное движение в России в августе 1917 г. Сб. документов и материалов. М., 1959. С. 484, 485.
10 Там же. С. 498.
11 Степанов 3. В. Фабрично-заводские комитеты Петрограда в 1917 году. Л., 1985. С. 144.
12 См.: Соболев Г. Л. Петроградский гарнизон за победу Октября. Л., 1985. С. 191-198.
13 Рабочий. 1917. 28-30 авг., 1 сент.
14 Там же. 30 авг.
15 Меньшевики в 1917 году. Т. 3. Ч. 1. С. 122.
16 Там же.
17 Там же. С. 76.
18 Там же. С. 78.
19 Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте: Мемуары. М., 1993. С. 284.
20 Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б). Август 1917 — февраль 1918. М., 1958. С. 32
21 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 75.
22 Там же. С. 119-120.
23 Рабочий. 1917. 30 авг.
24 Рабочая газета. 1917. 30 авг.
25 Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б). Август 1917 - февраль 1918. С. 37.
26 Рабочий. 1917. 1 сент.
27 Там же.
28 Известия. 1917. 1 сент.
29 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 49. С. 448.
30 Там же.
31 Ляндрес С. Новые документы о финансовых субсидиях большевикам в 1917 году // Отечественная история. 1993. № 2. С. 138.
32 Там же. С. 130.
33 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 49. С. 447.
34 Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б). Август 1917 —февраль 1918. С. 70.
35 Там же. С. 263.
36 Радек К. Ноябрь (Страничка воспоминаний) // Красная новь. 1926. № 10. С. 163.
37 Ляндрес С. Новые документы о финансовых субсидиях большевикам в 1917 году. С. 130.
38 Там же.
39 Там же. С. 137-142.
40 Там же. С. 137
41 Исторический архив. 2000. № 1. С. 5-8
42 Известия ЦК КПСС. 1989. № 8. С. 164.
43 Ляндрес С. Немецкое финансовое участие в Русской революции // Россия в 1917 году. Новые подходы и взгляды. СПб., 1993. С. 63.
44 Ляндрес С. Новые документы о финансовых субсидиях большевикам в 1917 году. С. 134.
45 Там же. С. 142.
46 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 271.
47 Там же. С. 119.
48 Там же. С. 120.
49 Там же.