Тайный союзник - 2. В. И. Ленин: взять власть, чтобы тотчас предложить демократический мир

2. В. И. Ленин: взять власть, чтобы тотчас предложить демократический мир

Как известно, вопрос о необходимости взять государственную власть в свои руки В. И. Ленин в категорической форме поставил в письме «Большевики должны взять власть», написанном в середине сентября в Гельсингфорсе и адресованном ЦК, ПК и МК РСДРП (б). Хотя к этому небольшому письму исследователи, сторонники и противники вождя большевиков, обращались тысячи раз, лишь немногие акцентировали свое внимание на том, что одним из главных аргументов в пользу восстания Ленин называет немедленное заключение демократического мира между народами. «Международное положение именно теперь, накануне сепаратного мира англичан с немцами, за нас, — убеждает он большевистское руководство. — Именно теперь предложить мир народам — значит победить»¹. Только восстание, по мнению Ленина, могло помешать заключению сепаратного мира между английскими и немецкими империалистами»². Здесь же Ленин утверждал, что активного большинства революционных элементов обеих столиц, оказывается, достаточно, чтобы «увлечь массы, победить сопротивление противника, разбить его, завоевать власть и удержать ее», и потому считал возможным не ждать начала стихийного взрыва недовольства масс. Вот это-то и настораживало не столь решительных членов ЦК большевиков, связывавших определенные надежды с Демократическим совещанием и выборами в Учредительное собрание и не желавших попасть еще раз в положение вождей подвергнутой остракизму политической партии. Вот почему, обсудив ленинские письма «Большевики должны взять власть» и «Марксизм и восстание» на своем заседании 15 сентября 1917 г. в Петрограде, ЦК не согласился с содержавшимися в них предложениями о подготовке восстания для взятия власти, и членам ЦК, ведущим работу в Военной организации и в ПК, поручил «принять все меры к тому, чтобы не возникло каких-либо выступлений в казармах и на заводах»³. Особенно решительно против ленинских писем выступил на этом заседании Л. Б. Каменев, который предложил принять резолюцию: «ЦК, обсудив письма Ленина, отвергает заключающиеся в них практические предложения, призывает все организации следовать только указаниям ЦК и вновь подтверждает, что ЦК находит в текущий момент совершенно недопустимым какие-либо выступления на улицу...»⁴. Хотя эта резолюция и не получила одобрения большинства членов ЦК, она тем не менее отражает определенный настрой части большевистского руководства не торопить события. Об этом свидетельствовала и тактика большевистской фракции на Демократическом совещании. В декларации большевистской фракции на Демократическом совещании, которую 18 сентября огласил Л. Д. Троцкий, главный акцент был сделан на необходимости перехода власти к Советам, в ней подчеркивалось, что «только те решения и предложения настоящего совещания, направленные на устранение личного режима Керенского, могут найти себе путь к осуществлению, которые встретят признание со стороны Всероссийского съезда рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Безотлагательный созыв такого съезда есть сейчас важнейшая задача»⁵.

Показательна реакция на большевистскую декларацию одного из самых авторитетных лидеров «революционной демократии» И. Г. Церетели, выступившего на Демократическом совещании сразу после Троцкого. «Они хотят, чтобы власть приняли мы, а программу дадут они, — говорил Церетели. — Партия говорит о мерах, ведущих к спасению. Она знает, что для этого надо делать, и не пытается захватить власть. Я на их месте постарался бы захватить ее»⁶. Этот пассаж оратора вызвал не только аплодисменты, но и всеобщий смех в зале, а Церетели, продолжая свое выступление, посчитал нужным даже похвалить большевиков за понимание сложности переживаемого революцией этапа: «Я думаю, товарищи, сознание того, что этого сделать сейчас нельзя, только это сознание может объяснить, что партия, считающая возможным в настоящий момент сулить чудодейственные меры, исцеляющие страну, которая стоит на краю гибели, такая партия не делает отчаянной попытки захватить власть»⁷.

Большевистское руководство в Петрограде и в самом деле не шло на открытую конфронтацию с «революционной демократией». На заседании ЦК РСДРП (б) 21 сентября 1917 г. было принято решение с Демократического совещания не уходить, а только отозвать большевистских представителей из его Президиума. Что же касалось участия в Предпарламенте (Временном Совете Республики), то здесь голоса членов ЦК разделились почти поровну, и потому окончательное решение этого вопроса было передано партийному совещанию, составленному из членов большевистской фракции на Демократическом совещании. Партийное совещание, заслушав Л. Д. Троцкого и А. И. Рыкова, отразивших различные подходы к этой проблеме в ЦК, высказалось за участие в Предпарламенте (77 — за, 50 — против)⁸.

Такое увлечение «конституционными иллюзиями» вызвало гнев вождя большевиков, все еще находившегося в Гельсингфорсе. Он снова и снова атакует ЦК письмами и записками с настойчивыми предложениями покинуть Демократическое совещание, бойкотировать Предпарламент, готовить восстание. Перебравшись в Выборг, он пишет статью «Кризис назрел», которую начинает со слов: «Нет сомнения, конец сентября принес нам величайший перелом в истории русской, а по всей видимости, также и всемирной истории...»⁹. В начале военных выступлений на флоте в Германии вождю большевиков уже видится канун всемирной пролетарской революции, а его соратники в Петрограде никак не хотят этого замечать и продолжают оставаться в Предпарламенте. И тогда он решает обратиться к собравшейся в те дни питерской городской конференции большевиков с письмом, в котором бросает на чашу весов в пользу восстания последний аргумент: заговор империалистов против русской революции. «Не доказывает ли полное бездействие английского флота вообще, а также английских подводных лодок при взятии Эзеля немцами, в связи с планами правительства переселиться из Питера в Москву, — писал Ленин, — что между русскими и английскими империалистами, между Керенским и англо-французскими капиталистами заключен заговор об отдаче Питера немцам и об удушении русской революции таким путем»¹⁰. Далее он заклинал, что «революция погибла, если правительство Керенского не будет свергнуто пролетариями и солдатами в ближайшем будущем»¹¹. Но на делегатов петроградской конференции большевиков этот аргумент не произвел должного впечатления. Заслушав адресованное им письмо Ленина, призывавшее «все силы мобилизовать, чтобы рабочим и солдатам внушить идею о безусловной необходимости отчаянной, последней, решительной борьбы за свержение правительства Керенского» и содержавшее подготовленную с этой целью резолюцию, они не поддержали его предложение обратиться в ЦК, чтобы он принял «все меры для руководства неизбежным восстанием рабочих, солдат и крестьян для свержения противонародного и крепостнического правительства Керенского»¹². Впрочем, это не было большой неожиданностью для вождя большевиков: руководство столичной организации хотя и было настроено решительно, но выделялось своей самостоятельностью и даже не побоялось в свое время отвергнуть с первого раза его Апрельские тезисы.

И все же неукротимая воля Ленина победила: 5 октября 1917 г. большевистское руководство в Петрограде приняло решение о выходе из Предпарламента. На состоявшемся 7 октября первом заседании Предпарламента все тот же Троцкий зачитал декларацию большевистской фракции, в которой заявлялось о полном разрыве «с этим советом контрреволюционного попустительства»¹³. Чтобы окончательно решить судьбу восстания, Ленин тайно вернулся в Петроград и сразу же потребовал созвать ЦК. На конспиративном заседании ЦК 10 октября 1917 г., на котором присутствовали 12 членов из 21, выступивший с докладом о текущем моменте Ленин упрекал своих соратников в том, что «с начала сентября замечается какое-то равнодушие к вопросу о восстании». В пользу немедленной организации восстания он указал на благоприятное международное положение и внутриполитическую обстановку в стране. Вождя большевиков не смущали абсентеизм и равнодушие масс, которые он объяснял тем, что «массы утомились от слов и резолюций»¹⁴. В предложенной Лениным резолюции говорилось: «ЦК признает, что как международное положение русской революции (восстание во флоте в Германии, как крайнее проявление нарастания во всей Европе всемирной социалистической революции, затем угроза мира империалистов с целью удушения революции в России), — так и военное положение (несомненное решение русской буржуазии и Керенского и К° сдать Питер немцам), — так и приобретение большинства пролетарской партией в Советах, — все это в связи с крестьянским восстанием и с поворотом народного доверия к нашей партии (выборы в Москве), наконец явное подготовление второй корниловщины (вывод войск из Питера, подвоз к Питеру казаков, окружение Минска казаками и пр.) — все это ставит на очередь дня вооруженное восстание»¹⁵.

За восстание вместе с Лениным проголосовали Троцкий, Сталин, Свердлов, Урицкий, Дзержинский, Коллонтай, Бубнов, Сокольников, Ломов (Оппоков), и двое — Каменев и Зиновьев — против. Последние посчитали необходимым разъяснить свою позицию и обратились к ведущим большевистским организациям с заявлением. В нем они предупреждали, что «объявлять сейчас вооруженное восстание — значит ставить на карту не только судьбу нашей партии, но и судьбу русской и международной революции», потому что «в России за нас большинство рабочих и значительная часть солдат. Но все остальное под вопросом»¹⁶. Но отстоять свою позицию и преодолеть ленинское влияние Каменеву и Зиновьеву было не под силу, и они, будучи заклейменными как «штрейкбрехеры революции», были обречены на поражение.

Тем не менее исходившее от двух авторитетных членов ЦК и получившее распространение в большевистских кругах предостережение не переоценивать степень готовности рабочих и солдат идти на восстание вызывало необходимость обсудить этот вопрос более обстоятельно на всех уровнях большевистского руководства. Нельзя было не считаться и с тем, что против восстания выступали левые эсеры, сотрудничавшие с большевиками в Петроградском Совете и стремившиеся к образованию социалистического правительства на Втором Всероссийском съезде Советов. Орган левых эсеров «Знамя труда» предупреждал, что «выступление рабочих и солдат в данный момент было бы злейшим преступлением», что «те, кто призывает массы к выступлению... для захвата власти, лгут: их призыв есть призыв не к победе народной воли, но к ее самоубийству»¹⁷. В том же духе высказался в середине октября 1917 г. на Первой Всероссийской конференции фабзавкомов один из лидеров левых эсеров Б. Д. Камков: «Итак, мы приближаемся к созданию однородной власти. Возникает вопрос, как реализовать эту власть. Можно ли, допустимо ли организовать ее революционным натиском одного города? Как революционные социалисты, мы, разумеется, признаем и допускаем демонстративные давления на общественное мнение и на всякие учреждения, не исключая даже из них Учредительное собрание. Я говорю о давлении со стороны революционного авангарда. Но революционные социалисты должны быть ответственными политиками, должны учитывать последствия своих выступлений»¹⁸.

Состоявшееся 15 октября 1917 г. закрытое заседание Петербургского комитета должно было окончательно определить отношение руководства петроградских большевиков к вооруженному восстанию. Выступивший на нем представитель Военной организации большевиков В. И. Невский выразил серьезные опасения в том, что восстание в Петрограде будет поддержано провинцией, и с этой позиции критиковал резолюцию ЦК от 10 октября. «Восстание, вооруженное выступление здесь в Питере, возможно, — говорил он. — Гарнизон поднять можно, рабочие пойдут, конечно, даже впереди солдат, но ведь ясно, что ограничить восстание Питером только нельзя. Как Москва, вообще как провинция отзовется на это? Может ли ЦК сказать, что нас поддержит вся Россия? Все мы прекрасно понимаем, назрел момент вооруженного выступления. Но готовы ли мы? Имеем ли мы большинство, которое обеспечит свободу?»¹⁹. Высказанные Невским сомнения в окончательном успехе восстания произвели, по всей видимости, такое сильное впечатление на собравшихся членов ПК, что было решено сначала огласить резолюцию ЦК от 10 октября и особое мнение Каменева и Зиновьева и только потом заслушать доклады с мест. Поэтому выступавшие затем представители районов столицы были достаточно сдержанны и осторожны в оценке настроений в своих районах. Из 19 выступивших представителей районных организаций большевиков только 8 считали, что рабочие готовы выступить против Временного правительства, остальные же полагали, что массы находятся в неопределенном, выжидательном состоянии и не обнаруживают стремления к выступлению. Июльские события, показавшие рабочим тяжесть расплаты за выступление, которое заканчивается поражением, были еще свежи в их памяти. Один из рабочих руководителей Выборгской стороны говорил осенью 1917 г. Ф. И. Дану: «Мы июльских дней не забыли и новой глупости не сделаем»²⁰.

Главным фактором вооруженного восстания стал Петроградский гарнизон, в котором большевики заняли ведущее положение не без помощи властей. Хотя Военная организация большевиков в Петрограде и увеличила свои ряды в три раза по сравнению с июлем 1917 г., ее численность — 5800 членов на более чем 200-тысячный столичный гарнизон — не внушала опасений командованию. Характеризуя состояние столичного гарнизона в октябре 1917 г., помощник главнокомандующего Петроградским военным округом А. И. Козьмин отмечал, что «в нем небольшая часть, тесно связанная с большевистским Советом, весьма активна. Настроение же прочей части можно назвать пассивным, даже апатичным. Можно сказать, состояние, близкое к тому, что было в июльские дни, только наблюдается большая сдержанность и организованность и, несомненно, большая дисциплинированность»²¹. Последовавший 6 октября 1917 г. приказ Верховного главнокомандующего А. Ф. Керенского о подготовке Петроградского гарнизона для выступления на Северный фронт вывел основную солдатскую массу из состояния апатии, вызвав их сильное возмущение. Категорически отказываясь выступить на фронт, воинские части одновременно потребовали своего полного вооружения и снаряжения, и заинтересованное в их немедленном выводе из столицы командование было вынуждено пойти на удовлетворение в значительной степени этих требований. Так, 180-му пехотному полку, почти полностью разоруженному в июле 1917 г., было выдано 700 винтовок. Но особенно важно было то, что гвардейские резервные полки получили наряду с винтовками и 150 пулеметов²². Так что большевикам не нужно было приобретать оружие на немецкие деньги. Точно так же и Красная гвардия имела возможность вооружаться винтовками Сестрорецкого оружейного завода, с которого только в октябре 1917 г. было получено 6300 винтовок, а общая численность вооруженных красногвардейцев, по данным авторитетного специалиста В. И. Старцева, достигла в октябре 1917 г. 18 тыс.²³ Интересно, что, выступая 10 октября 1917 г. на заседании ЦК РСДРП(б), М. С. Урицкий говорил о 40 тыс. винтовках, которые имеются у рабочих Петрограда²⁴.

Вернувшись в Петроград из своего последнего подполья, В. И. Ленин в период подготовки вооруженного восстания неоднократно встречался с работниками Военной организации большевиков для обсуждения положения в гарнизоне столицы. «Дайте точный подсчет сил, назовите части, которые безусловно пойдут с нами. Какие колеблются? Кто против нас? Где склады оружия и боевых припасов? Чем располагает противная сторона в ближайших к Питеру районах? Где сосредоточено продовольствие и в достаточном ли количестве? Обеспечена ли охрана мостов через Неву? Подготовлен ли тыл в случае возможной неудачи?» — таковы вопросы, которые, по свидетельству К. А. Мехоношина, поставил В. И. Ленин на одной из встреч с руководителями Военной организации большевиков²⁵.

Изучение состава и численности Петроградского гарнизона накануне Октябрьского вооруженного восстания показывает, что попытки Временного правительства и военного командования распылить гарнизон столицы и тем самым лишить революционный лагерь вооруженной опоры в целом потерпели провал, хотя и привели к ослаблению воинских частей, принимавших активное участие в политических выступлениях в Петрограде. Несмотря на то что общая численность Петроградского гарнизона в октябре 1917 г. по сравнению с февралем 1917 г. сократилась на 80 тыс. человек, он по-прежнему представлял внушительную силу — около 250 тыс. солдат и офицеров²⁶. По данным Б. М. Кочакова, они распределялись по родам войск следующим образом: 63 тыс. — гвардейская пехота, 25 тыс. — армейские пехотные и пулеметные полки, 13 тыс. — дружины государственного ополчения, 55 тыс. — инженерные части, 8,5 тыс. — кавалерийские полки, 8 тыс. — артиллерийские части, 7 тыс. — юнкера военных училищ, 22 тыс. — женский ударный батальон и другие части, сформированные для борьбы с революцией, 38 тыс. — санитарные части (включая и раненых), 8,5 тыс.— солдатские команды, работающие на предприятиях Петрограда²⁷. В октябре 1917 г. военное командование предприняло новую попытку вывести столичный гарнизон на фронт, но в условиях нависшей опасности над Петроградом и под влиянием большевистской агитации эта мера была воспринята как стремление сдать немцам столицу. 6 октября солдатская секция Петроградского Совета высказалась за всемерную защиту столицы от немецкой угрозы, против планов Временного правительства переехать в Москву. В принятой на этом заседании большевистской резолюции отмечалось, что «если Временное правительство не способно защитить Петроград, оно обязано либо заключить мир, либо уступить свое место другому правительству»²⁸. На состоявшемся 9 октября общем собрании Финляндского полка было принято решение предложить Петроградскому Совету «собрать представителей полковых комитетов Петроградского гарнизона для выработки практических мер для защиты Петрограда». 11-я рота Измайловского полка 10 октября постановила: «В связи с тем, что Петербургу и революции грозит опасность не только извне, но и изнутри, мы требуем немедленно сформирования революционного штаба, который дал бы нам возможность вполне готовыми и с оружием в руках встретить опасность, грозящую задушить нашу революцию»²⁹.

Впервые предложение об организации революционного штаба обороны Петрограда было внесено большевиками 9 октября на заседании Исполкома Петроградского Совета, где оно было отвергнуто меньшевиками и эсерами, сумевшими получить большинство в один голос (13 против 12). Но состоявшийся в тот же день пленум Петроградского Совета подавляющим большинством одобрил большевистскую резолюцию о создании революционного органа обороны столицы. «Петроградский Совет, — отмечалось в этой резолюции, — поручает Исполнительному комитету совместно с солдатской секцией и представителям связанных с Петроградом гарнизонов организовать революционный комитет обороны, который сосредоточил бы в своих руках все данные, относящиеся к защите Петрограда и подступов к нему, принял бы меры к вооружению рабочих и таким образом обеспечил бы и революционную оборону Петрограда, и безопасность народа от открыто подготовляющейся атаки военных и штатских корниловцев»³⁰. Принятием большевистской резолюции было положено начало созданию Петроградского Военно-революционного комитета. Активным сторонником организации ВРК выступила солдатская секция Петроградского Совета. 13 октября солдатские депутаты, несмотря на противодействие меньшевиков и эсеров, одобрили проект положения о ВРК, принятый накануне на закрытом заседании Исполкома Петроградского Совета³¹. Неотъемлемой частью Военно-революционного комитета стало гарнизонное совещание, решение о создании которого было принято 11 октября коллегией военного отдела Исполкома Петроградского Совета. Гарнизонное совещание было образовано в первую очередь для «надлежащего взаимодействия и установления самого тесного контакта революционного штаба по обороне Петрограда со всеми войсковыми частями, находящимися в связи с военным отделом Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов»³².

16 октября 1917 г. на расширенном заседании ЦК большевистской партии была окончательно решена судьба вооруженного восстания. Выступивший с докладом Ленин, отвечая на предостережение своих оппонентов, что рабочие и солдаты не рвутся в бой, как в июльские дни, утверждал, что «настроением масс руководиться невозможно, ибо оно изменчиво и не поддается учету; мы должны руководиться объективным анализом и оценкой революции. Массы дали доверие большевикам и требуют от них не слов, а дел, решительной политики в борьбе с войной и в борьбе с разрухой»³³. Агитируя за вооруженное восстание, вождь большевиков уверял, что «выступая теперь, мы будем иметь на своей стороне всю пролетарскую Европу...»³⁴. Противники восстания Г.Е.Зиновьев и Л. Б. Каменев не смогли убедить в своей правоте собравшихся, и резолюция Зиновьева — считать, что никакие выступления впредь до совещания с большевистской частью съезда Советов — недопустимы» — собрала всего 6 голосов, в то время как ленинская резолюция получила 20³⁵. Попытка Каменева и Зиновьева показать через небольшевистскую прессу всю гибельность предпринимаемой акции встретила решительное осуждение Ленина, потребовавшего их исключения из партии, и «раскольники» фактически сдались на милость победителя.

Вечером 16 октября 1917 г. Петроградский Совет официально утвердил представленный левым эсером П. Е. Лазимиром проект организации Военно-революционного комитета. В результате большевики в сотрудничестве с левыми эсерами теперь получили легальный орган восстания, и Временному правительству нужно было срочно принимать меры для собственной защиты. Общая численность войск, на которые оно могло рассчитывать в случае возникновения в столице грозной для него ситуации, была невелика — всего несколько тысяч, по преимуществу юнкера военных училищ и школ прапорщиков. Расположенные в Петрограде и его окрестностях казачьи части не давали командованию оснований причислить их безоговорочно к правительственным войскам. Войсковой атаман Войска Донского генерал А. М. Каледин неоднократно предлагал вывести из столицы 1-й и 4-й Донские полки, по его выражению, «атакованные со всех сторон большевизмом». Распоряжение военного министра А. И. Верховского, согласившегося с тем, что «казачьи части в Петрограде застоялись и подпадают под большевистскую пропаганду»³⁶, запоздало, и казаки в дни восстания действительно не показали себя надежной защитой Временного правительства. Властям приходилось рассчитывать на вызванные с фронта войска, но до их подхода надо было продержаться, и как вскоре выяснилось, власти переоценили свои возможности.

Вышедшие 17 октября утренние газеты были полны предупреждениями о большевистской опасности. «Большевики ушли от организованной демократии, — писала правоэсеровская газета «Воля народа», — организованная демократия обязана проложить непроходимую грань между собою и большевизмом и мобилизовать свои силы, чтобы дать ему дружный и единодушный отпор. Нужно быть ленинцем или антиленинцем». Правоменьшевистская газета «День» призывала: «Демократия обязана сильной и властной рукой предупредить большевистское восстание. Необходимы действия власти твердой и неколеблющейся, которая импонировала бы как сила, с которой нужно считаться». Как бы откликаясь на эти призывы, главнокомандующий Петроградским военным округом Г. П. Полковников приказал направить броневые машины к таким стратегическим объектам, как Государственный банк, Экспедиция заготовления государственных бумаг, Главный почтамт, Центральная телефонная станция, Центральная телеграфная станция, Николаевский вокзал и др. Одновременно Полковников заверил Временное правительство, что «не существует никаких опасений относительно выполнения приказов петроградским гарнизоном на случай возникновения каких бы то ни было беспорядков»³⁷. Увы, это заверение носило всего лишь пропагандистский характер и было рассчитано на устрашение большевиков.

Разумеется, Временное правительство не могло быть безучастным к своей судьбе, и на его заседании 17 октября со стороны ряда министров прозвучали призывы дать отпор большевикам, закрыть призывающие к восстанию газеты, запретить митинги в цирке «Модерн», собирающие многочисленных сторонников большевиков³⁸. Министр труда К. А. Гвоздев уверял, что на заводах «настроение благоприятное» и нужно ждать только выступлений солдат, которые «хотят погромов». Он предлагал с особой ответственностью подойти к назначению лица, которое будет руководить подавлением выступления: «Нельзя допустить перехвата власти, чтобы не очутиться в руках победителя». Министр иностранных дел М. И. Терещенко предлагал «идти на верную победу», вызвав большевиков на выступление, а в качестве повода для репрессий называл «погромные митинги», призывы к свержению Временного правительства, антиправительственные выступления в печати и др. Но, удивительное дело, он ни словом не обмолвился о «шпионских сношениях» большевиков с Германией, которые можно было бы использовать в качестве повода для их преследования. Не подхватил этой темы и министр юстиции П. Н. Малянтович, который сказал: «Я боюсь перехитрить. Когда будет голод, будет поздно. Поэтому проверить свои силы, принять меры, вызвать выступление и его подавить!». Однако пыл воинственных на словах министров охладил их же коллега — военный министр А. И. Верховский. Тридцатилетний генерал, командовавший ранее, как уже отмечалось, Московским военным округом и назначенный Керенским 30 августа 1917 г. военным министром за проявленную твердость и верность Временному правительству в дни корниловского выступления, не пробыв и двух месяцев в новой должности, осознал всю безнадежность ситуации в стране и армии в связи с продолжающейся войной, и теперь считал необходимым сказать правду. Вернувшись из Ставки 30 сентября 1917 г., Верховский записал в своем дневнике: «Нужно придумать, как продолжать войну, при условии, что армия воевать не хочет и слышатся даже требования заключить мир во что бы то ни стало...»³⁹. Весьма откровенен он был и на заседании Временного правительства 17 октября, где заявил: «Скучно слушать. Активно выступить нельзя, план есть — надо ждать выступления другой стороны. Большевизм в Совете рабочих депутатов, а его разогнать нет силы. Я не могу предоставить реальной силы Временному правительству и потому прошу отставку». Выступивший в конце заседания председатель правительства А. Ф. Керенский не разделял опасений своих министров и потому не предлагал конкретных мер борьбы против возможного выступления большевиков, заявив при этом, что «наш разговор — это следствие гипноза Петроградом. Мы не думаем о России. О Петрограде должен думать особый человек с широкими полномочиями. Я спасаюсь в Ставку, чтобы отдохнуть от Петрограда»⁴⁰.

Что же касается принимавшихся Временным правительством мер по собственному спасению, то нельзя не признать, что они носили запоздалый и половинчатый характер. Правительство не нашло ничего лучшего, как попытаться через министра труда К. А. Гвоздева отменить Второй Всероссийский съезд Советов, с началом которого связывало возможное выступление большевиков. Но все, что могли сделать для своего министра меньшевики и эсеры, заседавшие в бюро ЦИК Советов, — это отложить съезд с 20 октября до 25 октября под тем предлогом, что не все делегаты, особенно с фронта, успеют прибыть в столицу до 20 октября.

18 октября меньшевистское руководство обратилось к рабочим и солдатам Петрограда с призывом воздержаться от участия в уличных выступлениях, что было по сути дела символической реакцией на создание Военно-революционного комитета при Петроградском Совете. Оно предостерегало против повторения событий 3-5 июля, предупреждало, что выступление части рабочих и солдат с лозунгом «Вся власть Советам!», который не разделяется большинством демократии и центральных органов Советов, обречет их на поражение, усилит анархию в стране, вызовет новую волну погромов, бросит широкие массы в объятия контрреволюции, откроет дорогу новому Корнилову⁴¹. Увы, эти предупреждения остались неуслышанными.

Не могли противопоставить что-либо реальное большевистскому восстанию и социалисты-революционеры, еще совсем недавно самая влиятельная политическая сила в Советах. 21 октября ЦК партии социалистов-революционеров, заслушав на своем заседании вопрос о предстоящем выступлении большевиков, ограничился постановлением подготовить соответствующее воззвание и опубликовать его в местных партийных газетах⁴².

Неудивительно, что в сложившейся обстановке большевистские руководители готовящегося восстания чувствовали себя в безопасности, хотя и прикрывали свои притязания на власть авторитетом Петроградского Совета. Выступая 18 октября 1917 г. на экстренном собрании Петроградского Совета, Л. Троцкий на вопрос о «выступлении» ответил: «Мы ничего не скрываем. Я заявляю от имени Совета: никаких вооруженных выступлений нами не назначено. Но если бы по ходу вещей Совет был принужден назначить выступление, рабочие и солдаты, как один человек, выступили бы по его зову»⁴³. На этом же заседании были избраны делегаты на Всероссийский съезд Советов. В результате голосования на съезд были избраны 5 большевиков, 2 социалиста-революционера и 1 меньшевик⁴⁴.

Уступив инициативу большевикам, Временное правительство теряло с каждым днем последние шансы на свое спасение. Ленин уже вторую неделю находился тайно в Петрограде, развил бурную деятельность по подготовке восстания, открыто призывал в печати помочь немецким революционерам-интернационалистам восстанием в России, а Временное правительство спохватилось только 20 октября, издав распоряжение об аресте Ленина «в качестве ответственного по делу о вооруженном выступлении 3-5 июля в Петрограде». Распоряжение было подписано А. Ф. Керенским и министром юстиции П. Н. Малянтовичем⁴⁵. Но это было сделано в целях устрашения большевиков, которые, как считали власти, собирались выступить именно 20 октября. Этого, к удовлетворению Временного правительства, не произошло, но зато случилось «восстание» в правительственном лагере: военный министр Верховский окончательно вышел из подчинения курсу на продолжение войны. Будучи к этому времени убежден в том, что подавить силой большевистское движение уже невозможно, Верховский считал жизненно необходимым для страны и армии побудить Временное правительство перехватить у большевиков инициативу в вопросе о мире и приступить к переговорам о заключении мира. В самом правительстве он встретил сильное противодействие со стороны министра иностранных дел М. И. Терещенко и представителей кадетской партии. Отставка стала для военного министра главным инструментом борьбы, и он, заявляя о ней в очередной раз на заседании Временного правительства 19 октября, предупреждал: «Народ не понимает, за что воюет, за что его заставляют нести голод, лишения, идти на смерть. В самом Петрограде ни одна рука не вступится на защиту Временного правительства, а эшелоны, вытребованные с фронта, перейдут на сторону большевиков»⁴⁶.

Разногласия в правительстве и слухи об отставке Верховского стали достоянием прессы, в том числе и большевистской. Комментируя возможный уход в отставку военного министра, «Рабочий путь» писал 20 октября: «Вопрос об этом поднимался давно, генерал Верховский не одобрял политики общего состава правительства по отношению к большевикам. Военный министр расходился во взглядах с Верховным главнокомандующим А. Ф. Керенским по вопросу о реорганизации армии. Генерал Верховский не соглашался и с мнением главнокомандующего армиями Северного фронта генералом Черемисовым о целесообразности замены петроградского гарнизона другими боевыми частями фронта». По-своему расставляя акценты, центральный орган большевиков не скрывал своего удовлетворения по поводу появления у него союзника в самом правительстве.

Кульминацией разгоревшейся во власти борьбы по вопросам войны и мира стала ожесточенная полемика, развернувшаяся 20 октября в Предпарламенте на объединенном заседании его комиссий по обороне и по иностранным делам⁴⁷. Главным действующим лицом снова стал военный министр Верховский, которому, по словам председательствующего М. И. Скобелева, предстояло сделать для членов этих комиссий «весьма секретное сообщение». Верховский начал свое выступление с того, что он «имеет в виду дать комиссиям откровенные и исчерпывающие сведения о состоянии армии». Приведенные им затем данные о количественном и качественном составе армии, ее финансовом и продовольственном положении, боевом снаряжении и обмундировании и особенно о моральном состоянии были не только откровенными, но и обескураживающими. «Основной двигатель войны — власть командного состава и подчинение масс — в корне расшатаны, — констатировал военный министр. — Ни один офицер не может быть уверен, что его приказание будет исполнено, и роль его сводится главным образом к уговариванию. Но никакие убеждения не в состоянии подействовать на людей, не понимающих, ради чего они идут на смерть и лишения. О восстановлении дисциплины путем издания законов и правил или посредством смертной казни нечего и думать, так как никакие предписания не выполняются». Говоря о выходе из этого положения, Верховский подчеркнул, что «его, строго говоря, нет», но при этом предложил ряд мер, которые могли бы поднять боеспособность армии к весне 1918 г. Таковыми, по его мнению, могли бы стать сокращение армии за счет увольнения в запас старших возрастов и призыва новобранцев 1920 г., строгое подчинение тыла фронту, создание милиции из солдат и офицеров для борьбы с анархией и дезертирством (из 2 млн дезертиров удалось изловить только 200 тыс.) и др. Однако, размышляя далее по поводу им же предложенных мер, военный министр говорил: «Указанные объективные данные заставляют прямо и откровенно признать, что воевать мы не можем».

Разумеется, Верховский не был в октябре 1917 г. ни сторонником, ни союзником большевиков, хотя патриотически настроенная пресса обвинила его в том, что он «вскочил на подножку колесницы товарища Троцкого». На самом деле он отмечал «разлагающее влияние, которое вносится в армию большевиками». Верховский также говорил о том, что движение за мир активно поддерживается Германией и что ему «достоверно известно, что две выходящие здесь газеты получают средства от неприятеля». Он полагал, что «единственная возможность бороться с этими разлагающими и тлетворными влияниями, это вырвать у них почву из-под ног, другими словами, самим немедленно возбудить вопрос о заключении мира». Аргументируя столь радикальное предложение, Верховский указал на такие факты, с которыми нельзя было не считаться: русская армия при всей ее слабости связывала на фронте 130 неприятельских дивизий, а общая задолжность России союзникам уже достигла 20 млрд руб. «Такого рода аргументы, — резюмировал он, — совершенно достаточны для того, чтобы побудить союзников согласиться на прекращение этой истощающей войны, нужной только им, но для нас не представляющей никакого интереса». Пожалуй, никто из политических и государственных деятелей в годы Первой мировой войны не высказывался столь откровенно, искренне и убедительно в пользу заключения мира. Но даже в это критическое время предложения военного министра не встретили понимания при обсуждении, и, отвечая на вопрос одного из участников заседания, что будет, если союзники не пойдут на наше предложение, он сказал, что в этом случае придется «пройти через такие испытания, как восстание большевиков, которые в случае успеха за отсутствием организационных сил не в состоянии будут создать твердой власти; анархия и все последствия, которые из нее вытекают»⁴⁸.

Неожиданное продолжение «дело Верховского» получило на следующий день, 21 октября, когда газета В. Л. Бурцева «Общее дело», поддерживаемая французскими субсидиями⁴⁹, опубликовала информацию о состоявшемся накануне секретном заседании в Предпарламенте. В ней утверждалось, что военный министр «предложил заключить мир тайно от союзников», что не соответствовало действительности, но вызвало скандал, ускоривший отставку А. И. Верховского. В разговоре по прямому проводу с начальником штаба Верховного главнокомандующего Н. Н. Духониным в ночь с 21 на 22 октября А. Ф. Керенский дал свою версию происшедших за последние дни событий: «Жалею, что непредвиденные обстоятельства задержали мой приезд, в общем хочу уведомить Вас, чтобы не было никаких недоразумений. Мой приезд в общем задержан отнюдь не опасением каких-либо волнений, восстаний и тому подобное. Я задержался необходимостью в спешном порядке реорганизовать высшее управление в Военном министерстве, так как генерал Верховский сегодня уезжает в отпуск и фактически на свой пост не вернется, вызван этот отъезд его болезненным утомлением, на почве которого было сделано в последнее время несколько трудно объяснимых и весьма, по его собственному признанию, нетактичных выступлений. В особенности положение сделалось невозможным после заявлений его, сделанных на секретном заседании международной комиссии Совета Республики по вопросу о боеспособности армии и возможности продолжения войны и по вопросу о реорганизации власти для борьбы с анархией, с указанием необходимости усиления личного начала. Выступления эти вызвали огромные недоразумения и даже переполох, так как были совершенно неожиданны даже для присутствовавших на заседании членов Временного правительства. Положение для Верховского создалось безвыходное. Мне пришлось взять на себя скорейшую ликвидацию, возможно безболезненную, этого эпизода, так как все эти заявления могли быть подхвачены крайними элементами с обеих сторон, что Бурцев уже и попытался сделать, конечно, извратив факты и, что, с другой стороны, пытаются сделать большевики»⁵⁰.

Если с Бурцевым удалось справиться легко — 22 октября его газета «Общее дело» была закрыта по постановлению Временного правительства, то потушить скандал, вызванный выступлением Верховского в Предпарламенте не удалось, несмотря на опубликованное в печати официальное опровержение. Эстафету подхватила бульварная газета «Живое слово», которая в тот же день поместила набранную жирным шрифтом статью «Предательство». В ней, в частности, отмечалось: «...Измена и предательство опутали Россию и русский народ и ведут его к позору и гибели. Нам предлагают купить мир с немцами ценою предательства наших союзников. Но это не только позор, но и гибель, так как мир с немцами означает объявление войны со всем светом: Англией, Францией, Италией, Бельгией, Сербией, Америкой, Японией и Китаем. Тогда мы должны будем заключить союз с кайзером, чтобы вести войну против свободных стран. Русский народ, ты чувствуешь, куда тебя толкают? Русский народ, мир с немцами не даст мирной жизни, а даст союз с немцем для войны со всем светом. Мир с немцами — это значит еще более кровопролитная война, но в союзе с кайзером. Вот куда толкают Россию предатели и изменники. Они должны быть арестованы и судимы за измену. Генерал Верховский немедленно должен быть удален!». Если в июльские дни «Живое слово» задавало тон в обличении «изменников»-большевиков, то теперь очередь дошла до министров Временного правительства. Развязанная самим правительством кампания по «изобличению предателей и шпионов» теперь обернулась против него же. Впрочем, обвинения «Живого слова» можно было и не принимать всерьез, на то она и желтая пресса, чтобы поливать грязью все и вся. Другое дело — как совладать с большевиками, которых отставка Верховского вдохновила на быстрейшую организацию восстания.

Официальное сообщение об отставке военного министра появилось в газетах 24 октября, и Ленин, находившийся в своем последнем подполье, сразу же обращается к членам ЦК с письмом, в котором призывает к самым решительным действиям: «Буржуазный натиск корниловцев, удаление Верховского показывает, что ждать нельзя. Надо, во что бы то ни стало, сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться) юнкеров и т.д. Нельзя ждать!! Можно потерять все!! Цена взятия власти тотчас: защита народа (не съезда, а народа, армии и крестьян в первую голову) от корниловского правительства, которое прогнало Верховского и составило второй корниловский заговор»⁵¹. Оказавшийся в это время ввиду «болезненного утомления» уже на острове Валаам бывший военный министр не мог даже предполагать, каким стимулом станет для большевиков его отставка. Правда, это предвидел Керенский, пребывавший при этом в полной уверенности, что может пресечь выступление большевиков в любой момент.

Однако организаторы восстания достигли к этому времени неоспоримого превосходства и ждали только подходящего случая, чтобы перейти в решающее наступление. Еще вечером 21 октября произошло важное событие, которое положило начало открытому конфликту между ВРК и штабом округа. Выделенные «для совместной работы и контроля» представители ВРК явились в штаб округа и заявили его командующему, что отныне все приказы командования должны скрепляться подписью одного из комиссаров ВРК. В ответ Полковников заявил: «Мы знаем только ЦИК, ваших комиссаров мы не признаем, если они нарушат закон, мы их арестуем»⁵². В ночь на 22 октября на экстренном заседании ВРК было сообщено «о разрыве штаба округа с представителями Совета рабочих и солдатских депутатов»⁵³.

Утром 22 октября ВРК направил во все воинские части телефонограмму, в которой непризнание штабом округа ВРК расценивалось как полный разрыв командования «с революционным гарнизоном и Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов». Но особенно важно было то, что ВРК официально взял на себя руководство охраной революционного порядка, заявив при этом, что «никакие распоряжения по гарнизону, не подписанные Военнореволюционным комитетом, недействительны».

Возникший между штабом округа и ВРК конфликт и его неблагоприятный исход для «законной власти» Временное правительство расценило как результат недостаточно решительных действий командующего округом Полковникова. После обмена мнениями на своем заседании 22 октября министры решили «немедленно пресечь всякие попытки к установлению двоевластия», предъявив Петроградскому Совету ультимативное требование об отмене телефонограммы ВРК и угрожая в противном случае принять «самые решительные меры»⁵⁴.

23 октября Военно-революционный комитет обратился со специальным воззванием «К населению Петрограда», в котором доводил до сведения всех рабочих и солдат о назначении своих комиссаров в воинские части и наиболее важные объекты столицы и ее окрестностей. Призывая оказывать им всемерную поддержку, ВРК одновременно предупреждал, что «комиссары как представители Совета неприкосновенны и неподчинение их распоряжениям будет расцениваться как неподчинение Петроградскому Совету»⁵⁵.

Между тем штаб округа, а вместе с ним и Временное правительство еще не теряли надежды урегулировать конфликт с ВРК и вернуть гарнизон столицы под свое начало. С этой целью днем 23 октября делегация ВРК была вновь приглашена в штаб округа, где ей были вручены условия главнокомандующего округом. Предлагая ВРК отменить его телефонограмму частям гарнизона от 22 октября, штаб округа соглашался на создание совещания из представителей Петроградского Совета в целях взаимного осведомления о всех приказах, отдаваемых по гарнизону как штабом, так и Советом⁵⁶. Эти условия обсуждались на заседании ВРК, на которое явились представители ЦИК А. Р. Гоц и Б. О. Богданов, потребовавшие от имени ЦИК отказаться от захвата власти. На этом же настаивали и левые эсеры, угрожая в противном случае выходом из ВРК. В результате, по свидетельству В. А. Антонова-Овсеенко, на этом заседании была принята резолюция, в которой констатировалось, что ВРК «не является органом захвата власти, а создан исключительно для защиты интересов Петроградского гарнизона и демократии от контрреволюции и погромных посягательств»⁵⁷.

Между тем выступая вечером 23 октября на общем собрании Петроградского Совета, Троцкий под бурные аплодисменты рабочих и солдатских депутатов заявил: «У нас есть полувласть, которой не верит народ и которая сама не верит, ибо она внутренне мертва. Эта полувласть ждет взмаха исторической метлы, чтобы очистить место подлинной власти революционного народа»⁵⁸. Касаясь роли открывающегося съезда Советов, он пояснял: «Когда съезд скажет, что он организует власть — этим он завершит ту работу, которая проделана по всей стране... Если мнимая власть сделает азартную попытку оживить собственный труп, народные массы, организованные и вооруженные, дадут ей решительный отпор, и отпор этот будет тем сильнее, чем сильнее будет наступление атаки»⁵⁹.

В поисках выхода из ухудшавшегося с каждым часом положения А. Ф. Керенский провел днем 23 октября в Зимнем дворце серию совещаний с участием генерала А. А. Маниковского, назначенного управляющим Военным министерством вместо ушедшего в отставку военного министра А. И. Верховского, и вызванного в Петроград главнокомандующего Северным фронтом В. А. Черемисова. Главным предметом обсуждения был вопрос «об устранении новой попытки Петроградского Совета нарушить дисциплину и внести расстройство в жизнь гарнизона». На состоявшемся затем совещании чинов штаба округа генерал Я. Г. Багратуни информировал о намеченных мерах борьбы с ВРК⁶⁰.

Собравшись в ночь на 24 октября на закрытое заседание, Временное правительство решило первым перейти в наступление, надеясь тем самым разрядить критическую для себя ситуацию. Оно отдало распоряжение о привлечении к суду членов ВРК, о закрытии большевистских газет и об аресте всех тех большевиков, которые были освобождены из тюрем под залог. Штаб округа по указанию Временного правительства отдал приказ о немедленной отправке в Петроград стрелкового полка увечных воинов из Царского Села, женского ударного батальона из Левашово, конной артиллерии из Павловска, школ прапорщиков из Гатчины, Петергофа и Ораниенбаума. В Павловское, Владимирское и Константиновское военные училища были направлены телефонограммы, предписывавшие «немедленно выступить в полной боевой готовности на Дворцовую площадь для поддержания законности и порядка». Одновременно главнокомандующий округом Г. П. Полковников отдал приказ, категорически запрещавший всем частям и командам покидать свои казармы. «Все выступающие вопреки приказу с оружием на улицу, — предупреждал главнокомандующий, — будут преданы суду за вооруженный мятеж». Пытаясь подорвать влияние ВРК в столичном гарнизоне, штаб округа направил в воинские части приказ об отстранении «всех комиссаров Петроградского Совета впредь до утверждения их правительственным комиссаром Петроградского военного округа». В свою очередь, только что назначенный ЦИК комиссаром Петроградского военного округа Малевский обратился ко всем ротным, батальонным, полковым и бригадным комитетам с призывом исполнять только приказы штаба округа⁶¹.

Однако осуществить намеченные для подавления большевистского выступления меры Временному правительству и штабу округа не удалось. Из вызванных в Петроград частей прибыли только небольшие отряды юнкеров из Петергофа, Ораниенбаума и Гатчины, а также женский ударный батальон из Левашово. Расположенная в Павловске конно-артиллерийская батарея отказалась подчиниться приказу штаба округа и заявила о признании ВРК. Командир стрелкового полка увечных воинов в своем рапорте в штаб округа доносил, что его полк не может прибыть в Петроград «в силу технических условий, а равно угрозы со стороны местной царскосельской военной секции». Попытки юнкеров Павловского, Владимирского и Константиновского военных училищ выступить на Дворцовую площадь были пресечены солдатскими командами этих училищ и расположенными по соседству с ними воинскими частями. Охранявшие Зимний дворец с июльских дней солдаты самокатного батальона днем 24 октября снялись с караула, заявив, что «далее нести охрану дворца не будут». Тогда штаб округа по указанию Керенского запросил командование Северного фронта о возможности присылки сводного отряда в составе пехотной бригады, кавалерийского полка и артиллерийской батареи. Командование ответило, что запрошенные войска могут прибыть в Петроград через сутки после соответствующего приказа, санкционированного ЦИК и армейскими комитетами. Одновременно Керенский приказал двинуть из г. Острова 1-ю Донскую дивизию 3-го конного корпуса⁶².

Решив первым нанести удар по большевикам, Временное правительство тем самым предоставило им возможность начать свое восстание как ответную меру против правительственных репрессий. Этим обстоятельством могли быть особенно удовлетворены Каменев и Зиновьев и другие умеренные большевистские руководители: ведь инициатива активных действий исходила теперь не от большевиков, а из правительственного лагеря. ЦК большевистской партии, собравшись утром 24 октября в Смольном на свое заседание, в котором участвовали 11 членов из 21, обсуждал уже контрмеры в связи с вызовом в Петроград юнкеров и нападением на типографию газеты «Рабочий путь», но такие контрмеры неизбежно перерастали в восстание. Как видно из протокола этого заседания, главную роль в выработке необходимых мер играли в отсутствие Ленина (провозгласивший себя позднее руководителем восстания Сталин не присутствовал) Каменев и Троцкий. По предложению Троцкого, члены ЦК делегировались на наиболее важные участки восстания. Каменев, указывая на факт закрытия «Рабочего пути», считал теперь возможным пойти на разрыв с ЦИК и войти «в политический контакт» с левыми эсерами. Отнюдь не будучи уверенным в успехе восстания, Троцкий предлагал организовать «запасный штаб» в Петропавловской крепости, а осторожный Каменев полагал, что в случае разгрома Смольного, надо иметь «опорный пункт» на «Авроре»⁶³.

Даже из этого беглого обзора основных событий, связанных с подготовкой вооруженного восстания большевиков в октябре 1917 г., видно, что Временное правительство и в первую очередь его глава А. Ф. Керенский немало сделали для того, чтобы оно состоялось. Сознание своей вины, видимо, преследовало Керенского всю оставшуюся жизнь, и потому он неоднократно возвращался к октябрьским событиям 1917 г. и каждый раз по-разному. Наконец, в своей последней книге «Россия на историческом переломе» Керенский окончательно пришел к выводу о том, что Октябрьское вооруженное восстание было вызвано «германским фактором». Он писал: «Я твердо уверен, что восстание 24-25 октября не случайно совпало по времени с серьезным кризисом в австро-германских отношениях, как не случайно совпало контрнаступление Людендорфа с предпринятой Лениным попыткой восстания в июле. К 15 ноября предполагалось заключить сепаратный мир России с Турцией и Болгарией. Вдруг совершенно неожиданно около 20 октября мы получили секретное послание от министра иностранных дел Австро-Венгрии графа О.Чернина. В письме, которое пришло к нам через Швецию, говорилось, что Австро-Венгрия втайне от Германии готова подписать с нами мир». Чтобы помешать Австро-Венгрии подписать сепаратный мирный договор, заключал Керенский, Германии был нужен переворот в Петрограде⁶⁴. Бывший министр- председатель Временного правительства «запамятовал», что в своих показаниях следователю Н. А. Соколову в Париже в 1920 г. соединил во времени эти события еще более прочно. «Я констатирую Вам следующий факт, — говорил Керенский, — 24 октября 1917 года, мы, Временное правительство, получили предложение Австрии о сепаратном мире. 25 октября произошел большевистский переворот. Так немцы форсировали ход событий»⁶⁵. Не правда ли, все так просто и ясно, но если серьезно, то А. Ф. Керенский ни тогда, ни потом не привел в обоснование своей точки зрения никаких доказательств, хотя в других случаях он обильно цитирует источники. Здесь же он ссылается только на уже упоминавшееся нами в иной связи письмо Ленина членам ЦК от 24 октября, которое содержало призыв: «Нельзя ждать!! Можно потерять все!!». Именно это заклинание и приводит Керенский в качестве доказательства своей точки зрения. Ничего не сообщает по этому вопросу в своих опубликованных мемуарах и министр иностранных дел Австро-Венгрии О. Чернин, который, как известно, был сторонником заключения сепаратного мира с Россией. Если согласиться с тем, что так оно и было, как пишет в своих мемуарах Керенский, то как тогда объяснить решительное противодействие Временного правительства в эти же дни октября 1917 г. предложению А. И. Верховского приступить к переговорам о мире? Вряд ли только из-за соображений сохранения дипломатической тайны столь рьяно выступал против предложения своего коллеги министр иностранных дел М. И. Терещенко. И, наконец, спрашивается, зачем было провоцировать в этом случае правительственный кризис? Только для того, чтобы дать повод большевикам перейти в наступление? К тому же Керенский знал о готовящемся восстании большевиков еще до того, как получил гипотетическое предложение подписать сепаратный мир с Австро-Венгрией.

Если Керенский знал о существовании «сговора» Германии с Лениным, то почему он не использовал эти убийственные для большевиков факты в дни начавшегося вооруженного восстания? Вместо этого, выступая днем 24 октября 1917 г. в Предпарламенте, министр-председатель Временного правительства ударился в заочный спор с Лениным, обвиняя его в том, что «организаторы восстания не содействуют пролетариату Германии, а содействуют правящим классам Германии, открывают фронт русского государства перед бронированным кулаком Вильгельма и его друзей... Для Временного правительства безразличны мотивы, безразлично, сознательно или бессознательно это, но во всяком случае в сознании своей ответственности я с этой кафедры квалифицирую такие действия русской политической партии как предательство и измену Российскому государству»⁶⁶. Обнародуй Керенский эти факты «предательства и измены», и кто знает, как стали бы развиваться события в те критические часы не только для исхода восстания, но и для судьбы страны. Остается только предполагать, что такого «убойного» материала, как в июльские дни, у него не было.

Наконец, зачем понадобилось Керенскому смещать во времени события Октябрьского вооруженного восстания, утверждая в своих мемуарах, что захват важнейших стратегических объектов начался еще в ночь с 23 на 24 октября? Вероятно, для того, чтобы представить все действия Временного правительства как ответные и вынужденные и хотя бы таким образом реабилитировать себя за упущенные шансы не допустить восстания. Не случайно Керенский, выступая днем 24 октября в Предпарламенте, указал на попытку большевиков «поднять чернь против существующего порядка» и стремился представить свои действия по закрытию большевистских газет и судебному преследованию членов ВРК в качестве предупредительной меры. Но прозвучавшая в конце его выступления угроза «немедленной, решительной и окончательной ликвидации» тем группам и партиям, которые «осмелились поднять руку на свободную волю русского народа», могла только усилить противоположную сторону, толкнуть ее на более решительные действия.

И действительно, Военно-революционный комитет в своем обращении к рабочим и солдатам, широко распространявшемся 24 октября по городу в виде листовки, имел реальные основания заявить, что против Петроградского Совета замышляется предательский удар, что «всем завоеваниям и надеждам солдат, рабочих и крестьян грозит великая опасность». Предупреждая, что «весь гарнизон и весь пролетариат Петрограда готовы нанести врагам народа сокрушительный удар», ВРК призывал все революционные силы к выдержке, твердости и решительности. Трудно представить, но это факт, что нормальный ритм жизни города 24 октября не был нарушен, несмотря на охватившее население тревожное настроение и происходившее между обеими сторонами противоборство, хотя еще и без единого выстрела. Заводы, фабрики, учреждения, магазины и транспорт работали как обычно. На окраинах были попытки остановить трамваи, но после разъяснений, что Петроградский Совет обратился к населению с просьбой «не нарушать правильной жизни столицы», трамвайное движение было восстановлено. Правда, затем часть трамваев была снята с маршрутов из-за опасения разводки мостов. К вечеру центральные улицы стали многолюдными, и, несмотря на присутствие на них рабочих и солдат, никаких столкновений не произошло. Поступавшие в Петроградскую городскую милицию рапорты из районов столицы были, как обычно, лаконичны: «происшествий не произошло», «никаких происшествий не было»⁶⁷. Комиссар милиции Александро-Невского подрайона сообщал: «Согласно телефонограмме Управления милиции и тревожному настроению в связи с выступлением большевиков были мобилизованы все наличные силы комиссариата и милиционеров заводско-фабричных и домовых комитетов. Всю ночь ходили патрули и производили обходы и обыски. Ночь прошла спокойно — никаких эксцессов не было»⁶⁸.

И все же часть рабочих Петрограда 24 октября не работала, находясь на своих предприятиях в состоянии полной боевой готовности. Это были прежде всего вооруженные рабочие формирования — отряды Красной гвардии, принявшие в этот день участие в целом ряде боевых операций. Как видно из многочисленных документов и воспоминаний, в этот день на предприятиях города активно шла запись рабочих в Красную гвардию. Призывали вступать в ее ряды «более энергичных и не останавливающихся ни перед какой крайностью, более надежных, если даже и потребуется пустить в ход оружие». И то, что на этот призыв на многих заводах откликнулись сотни рабочих, свидетельствовало о повышенном боевом настроении питерского пролетариата. Особенно большое пополнение Красной гвардии произошло 24 октября на Выборгской стороне, где ее численность достигла 10 тыс. человек. По оценочным расчетам исследователей, численность петроградской Красной гвардии за 24-25 октября могла увеличиться примерно вдвое, и под ружьем в эти дни на фабриках и заводах находилось 40-45 тыс. человек⁶⁹.

Вечером 24 октября Предпарламент большинством 123 против 102 при 26 воздержавшихся принял так называемую «формулу перехода», резолюцию, предложенную левыми эсерами и меньшевиками-интернационалистами и поддержанную меньшевиками и правыми эсерами. Своим первым пунктом резолюция осуждала готовящееся восстание большевиков. «Подготовляющееся за последние дни вооруженное выступление, имеющее целью захват власти, — говорилось в ней, — грозит вызвать гражданскую войну, создает благоприятные условия для погромного движения и мобилизации черносотенных сил и неминуемо влечет за собой срыв Учредительного собрания, новые военные катастрофы и гибель революции в обстановке паралича хозяйственной жизни и полного развала страны». Второй пункт этого документа определял меру ответственности Временного правительства и предлагал возможный выход из создавшейся обстановки. «Почва для успеха указанной агитации, — отмечалось в нем, — создана помимо объективных условий войны и разрухи промедлением в проведении неотложных мер, и потому необходимы прежде всего немедленный декрет о передаче земель в ведение земельных комитетов и решительное выступление по внешней политике с предложением союзникам провозгласить условия мира и начать мирные переговоры». Наконец, третий пункт содержал меры, направленные на ликвидацию начавшегося выступления большевиков и на создание с этой целью Комитета общественного спасения из представителей городского самоуправления, органов революционной демократии, действующих в контакте с Временным правительством⁷⁰.

Поздно вечером 24 октября представители Предпарламента (официально — Временного Совета Российской республики) в лице его председателя правого эсера Н. Д. Авксентьева, руководителя меньшевистской фракции Ф. И. Дана и эсеровской — А. Р. Гоца прибыли в Зимний дворец, чтобы информировать Временное правительство о принятом решении, содержавшем, быть может, самый последний шанс изменить развитие событий в Петрограде, а потом и в стране в целом. Вот что писал об этом впоследствии сам Керенский: «Твердо убежденный, что Совет поддержит мои требования, я возвратился в штаб Петроградского военного округа, чтобы заняться принятием мер по ликвидации восстания в самом зародыше. Я был уверен, что через несколько часов получу положительный ответ. Однако день кончался, а ответа все не было. Лишь к полуночи ко мне явилась делегация от социалистических групп Совета и вручила мне резолюцию, принятую после бесконечных и бурных дебатов левым большинством Совета в разного рода комитетах и подкомитетах. Резолюция эта, уже никому тогда не нужная, не представляла никакой ценности ни для правительства, ни для кого-либо еще. Она была бесконечно длинная, запутанная, обыкновенным смертным мало понятная. Внимательнее прочитав, я понял, что в ней содержится выражение условного доверия правительству, обставленное многочисленными оговорками и критическими замечаниями. Возмущенный, я в довольно резкой форме сказал Дану (который возглавлял делегацию), что резолюция совершенно неприемлема. Дан отнесся спокойно. Никогда не забуду, что он сказал. На его взгляд и, видимо, на взгляд других членов делегации, я преувеличиваю размах событий под влиянием сообщений моего “реакционного штаба”. Затем он сообщил, что оскорбляющая “самолюбие правительства” резолюция, принятая большинством Совета Республики, чрезвычайно полезна и существенна для “перелома настроения в массах”; что эффект ее “уже сказывается” и что теперь влияние большевистской пропаганды будет “быстро падать”. Кроме того, по его словам, большевики в переговорах с лидерами советского большинства сами изъявили готовность “подчиниться воле большинства Советов”, что они готовы “завтра же” принять все меры, чтобы потушить восстание, “вспыхнувшее помимо их желания, без их санкции”. Со скрытой угрозой он заявил, что все принятые правительством меры к подавлению восстания только “раздражают массы” и что вообще я своим вмешательством лишь “мешаю представителям большинства Советов успешно вести переговоры с большевиками о ликвидации восстания”. Во всем этом чувствовалась рука Каменева: не говоря ни слова, я вышел в соседнюю комнату, где проходило заседание правительства, и зачитал текст резолюции. Затем я изложил суть нашего разговора с Даном. Нетрудно представить себе реакцию моих коллег. Я вернулся в комнату, где сидели члены делегации, и возвратил Дану документ, соответственно прокомментировав эту бессмысленную и преступную резолюцию»⁷¹.

Обескураженные таким приемом в Зимнем дворце, Дан и Гоц к 12 часам ночи появились в Смольном, где, к своему удивлению, заметили Ленина, покинувшего свою конспиративную квартиру на Выборгской стороне, чтобы руководить восстанием. Именно после его прихода в Смольный последовало решительное развитие событий, в том числе занятие Балтийского, Варшавского, Николаевского и Царскосельского вокзалов, Центрального телеграфа, Главного почтамта и Петроградского телеграфного агентства и т. д. В это время ЦИК Советов предпринял отчаянную попытку удержать столичный гарнизон от активного участия в вооруженном восстании: от его имени во все воинские части по телефону было передано содержание принятой Предпарламентом резолюции, предлагавшей Временному правительству издать декрет о передаче земель в ведение земельных комитетов и обратиться к союзникам с предложением начать мирные переговоры. Однако в телефонограмме ничего не говорилось о том, что эти требования были уже отвергнуты Керенским. На состоявшемся в ночь на 25 октября в Зимнем дворце совещании у Керенского с участием главнокомандующего округом Полковникова и начальника штаба Багратуни комиссар ЦИК Малевский признал, что все попытки отговорить солдат от выступления, в том числе и посещение воинских частей представителями ЦИК, не дали никаких результатов⁷².

Оставалась еще слабая надежда на казаков, и в казармы Донских полков направляется срочная телефонограмма, подписанная начальником штаба округа Багратуни и комиссаром ЦИК Малевским: «Главковерх приказал 1-му, 4-му, 14-му Донским казачьим полкам, во имя свободы, чести и славы родной земли, выступить на помощь ЦИК Советов, революционной демократии, Временного правительства, для спасения гибнущей России». Однако казаки ответили, что они исполнят приказ, если выступит и пехота. Керенский обещал дать и пехоту, но она, по свидетельству самого «главковерха», «упорно не появлялась». В свою очередь, казаки «упорно отсиживались в своих казармах» и на все телефонные звонки отвечали, что они скоро «все выяснят» и «начнут седлать лошадей». В конце концов казаки заявили, что не хотят быть живыми мишенями. Утром 25 октября генерал Багратуни в разговоре по прямому проводу с главнокомандующим Северным фронтом Черемисовым был вынужден признать, что казаки отказались выполнить приказ Керенского о выступлении для поддержки Временного правительства⁷³.

Утратив полностью контроль над столичным гарнизоном, главнокомандующий Петроградским военным округом Г. П. Полковников направил в 10 часов 15 минут 25 октября в Ставку следующую телеграмму: «Доношу, что положение в Петрограде угрожающее. Уличных выступлений, беспорядков нет, но идет планомерный захват учреждений, вокзалов, аресты. Никакие приказы не выполняются. Юнкера сдают караулы без сопротивления, казаки, несмотря на ряд приказаний, до сих пор из своих казарм не выступили. Сознавая всю ответственность перед страною, доношу, что Временное правительство подвергается опасности потерять полностью власть, причем нет никаких гарантий, что не будет сделано попытки к захвату Временного правительства»⁷⁴.

Временное правительство доживало свои последние часы, и Керенский со своим обостренным чувством опасности понял это раньше и лучше других. Когда вызванный к 10 часам утра в Главный штаб министр юстиции П. Н. Малянтович туда приехал, он застал председателя правительства уже на выходе. «Керенский был в широком сером драповом пальто английского покроя и в серой шапке, которую он всегда носил — что-то среднее между фуражкой и спортивной шапочкой, — писал Малянтович. — Лицо человека, не спавшего много ночей, бледное, страшно измученное и постаревшее. Смотрел прямо перед собой, ни на кого не глядя, с прищуренными веками, помутневшими глазами, затаившими страдание и сдержанную тревогу... Кто-то доложил, что автомобили поданы. Оказывается, один из двух автомобилей был предоставлен Керенскому, по его просьбе, одним из союзнических посольств, по-видимому, автомобильная база уже не была в распоряжении правительства. Керенский наскоро пожал всем руки. Итак, Александр Иванович, остаетесь заместителем министра-председателя, сказал он обращаясь к Коновалову, и быстрыми шагами вышел из комнаты... С этого момента мы больше не видели Керенского...»⁷⁵.

Днем 25 октября революционные силы приступили к разработанной полевым штабом восстания операции по окружению и захвату Зимнего дворца. В соответствии с этим планом Павловский полк вместе с красногвардейцами и при поддержке двух броневиков и двух автомобилей с зенитными орудиями занял участок от Миллионной улицы по Мошкову переулку и по Большой Конюшенной до Невского проспекта, где затем выставили свои заставы. Район от Сенатской площади до Адмиралтейства контролировал Кексгольмский полк, солдаты которого овладели к этому времени Военным министерством, находившимся на Мойке. К 6 часам вечера окружение Зимнего дворца было завершено. На всех направлениях к Дворцовой площади были выставлены усиленные заставы и патрули.

Ряды защитников Временного правительства стали сразу же убывать. Первыми ушли из Зимнего дворца с двумя орудиями юнкера Михайловского артиллерийского училища, которые затем были разоружены солдатами Павловского полка на углу Невского и Морской. В 6 часов 30 минут генерал Я. Г. Багратуни сообщил по прямому проводу главнокомандующему Северным фронтом В. А. Черемисову, что «войсками, верными правительству, занимается площадь Зимнего дворца, которая окружена постами частей гарнизона, которые повинуются Петроградскому Совету»⁷⁶. Около 8 часов вечера солдаты-павловцы и красногвардейцы беспрепятственно заняли находившийся на Дворцовой площади, рядом с Зимним дворцом, штаб Петроградского военного округа, а еще через несколько часов революционные силы начали решающее наступление на Зимний дворец, который к этому времени покинули юнкера 1-й Ораниенбаумской школы прапорщиков и школы прапорщиков Северного фронта, казаки 14-го Донского полка и ударницы женского батальона. Последние минуты жизни Временного правительства, ожидавшего решения своей участи в Малахитовом зале, зафиксировал в своем дневнике министр юстиции П. Н. Малянтович: «Я оглядел всех, все лица помню. Все лица были утомлены и странно спокойны... Шум у нашей двери. Она распахнулась — ив комнату влетел как щепка, вброшенная к нам волной, маленький человечек под напором толпы, которая за ним влилась в комнату и, как вода, разлилась сразу по всем углам и заполнила комнату. Человечек был в распахнутом пальто, в широкой фетровой шляпе, сдвинутой на затылок, на рыжеватых длинных волосах. В очках. С короткими подстриженными рыжими усиками и небольшой бородкой. Короткая верхняя губа подымалась к носу, когда он говорил. Бесцветные глаза, утомленное лицо... Почему-то его манишка и воротник особенно привлекли мое внимание и запомнились. Крахмальный, двойной, очень высокий воротник подпирал ему подбородок. Мягкая грудь рубашки вместе с длинным галстуком лезла кверху из жилета к воротнику. И воротник, и рубашка, и манжеты, и руки были у человека очень грязны. Человечек влетел и закричал резким назойливым голоском. Мы сидели за столом. Стража уже окружила нас кольцом.

- Временное правительство здесь, — сказал Коновалов, продолжая сидеть. — Что вам угодно?

- Объявляю вам, всем вам, членам Временного правительства, что вы арестованы. Я представитель Военно-революционного комитета Антонов.

- Члены Временного правительства подчиняются насилию и сдаются, чтобы избежать кровопролития, — сказал Коновалов.

- Чтобы избежать кровопролития! А сами сколько крови пролили! — раздался голос из толпы за кольцом стражи. И следом сочувствующие возгласы с разных сторон.

- А сколько нашего народа побито из ружей да пулеметов!..

Это была явная выдумка.

- Это неправда! — энергично крикнул Кишкин. — Неправда! Мы никого не расстреливали. Наша охрана только отстреливалась, когда на нее производили нападения и стреляли...»⁷⁷.

Наконец все министры переписаны и препровождены в Петропавловскую крепость и разведены по камерам Трубецкого бастиона. В Смольный направляется телефонограмма: «2 часа 4 мин. был взят Зимний дворец, 6 человек убито, павловцев»⁷⁸.

И это вся правда о «большевистском перевороте»? — может спросить читатель, знакомый с современной исторической публицистикой и «новаторской» литературой последнего времени. Почему нет даже упоминания о тех миллионах, которые были получены большевиками от Германии накануне восстания? Куда делся транспорт с немецкими пушками и винтовками, которыми были вооружены матросы Балтийского флота в дни захвата власти в Петрограде? Где немецкие офицеры, руководившие восстанием? Куда исчезло организованное 25 октября 1917 г. прямо в Смольном «Разведывательное отделение Генерального штаба Германии»? И т. д. Все эти вопросы восходят к исторической мифологии, основанной на так называемых «Документах Сиссона», которые, несмотря на убедительные доказательства их подложности, по-прежнему служат источником вдохновения для тех, кто убежден в том, что большевики были продажными марионетками в руках Германии. Впрочем, лавры талантливого мистификатора Ф. Оссендовского, подлинного автора «Документов Сиссона», вдохновляют «историков-новаторов» на создание новых источников в пользу существования германо-большевистского заговора в октябре 1917 г. Так, А. Арутюнов обогатил документальную базу так называемыми «рассказами» М. В. Фофановой, о чем уже говорилось в первой главе. Здесь же только отметим, что «рассказ» Фофановой о встрече Ленина с двумя немецкими офицерами на его квартире 15 октября 1917 г. не выдерживает критики. Во-первых, русские фамилии немецких разведчиков — Рубаков и Егоров, — которые якобы сообщил Ленин Фофановой, на самом деле были придуманы автором «Документов Сиссона»: он «ввез» их вместе с Лениным в «запломбированном вагоне» для того, чтобы помочь большевикам организовать заговор против Временного правительства, и Арутюнову осталось только «заставить» Фофанову вспомнить эти фамилии и пояснить от себя, что эти «два товарища» в действительности «являлись майорами разведовательного отдела германского Генштаба»⁷⁹. Во-вторых, Ленин, будучи в высшей степени осторожным и осмотрительным конспиратором, не мог посвящать в секреты человека, исполнявшего всего лишь его технические поручения (купить газеты, передать газеты и т. п.). Наконец, сама Фофанова в своих воспоминаниях, опубликованных в 1971 г., когда (по совпадению?) с ней познакомился Арутюнов, жаловалась на «провалы в памяти» и одновременно свидетельствовала: «В течение пребывания Владимира Ильича в конспиративной квартире никто не бывал здесь, кроме Надежды Константиновны, Марии Ильиничны и Э. Рахья. Никаких совещаний или встреч Ленина с руководящими деятелями партии здесь не происходило. Для этого он уходил в другие, заранее подготовленные места»⁸⁰.

Итак, опубликованные Арутюновым новые сведения о «германских сообщниках» Ленина по захвату власти в октябре 1917 г. носят сомнительный характер, зато органически дополняют «Документы Сиссона», в подлинность которых свято верит Арутюнов. К сожалению, и другие вслед за Арутюновым могут поверить в подлинность «документа», якобы переданного 25 октября из германского Генерального штаба «Правительству Народных Комиссаров». Последнее уведомлялось, что в Петроград направляются офицеры для организации «Разведочного отделения» германского Генштаба. «Разведочное отделение, — говорилось далее в этом документе, — согласно договору с гг. Лениным, Троцким и Зиновьевым, будет иметь наблюдение за иностранными миссиями и военными делегациями и за контрреволюционным движением. А также будет выполнять разведовательную работу на внутренних фронтах, для чего в различные города будут командированы агенты»⁸¹. Вот из какого источника появились германские офицеры в Смольном, став там полными хозяевами положения! Оставляя в стороне вопрос о том, почему германский Генеральный штаб пользуется в своем делопроизводстве старым стилем, нельзя не обратить внимания на другой, более существенный «прокол»: 25 октября 1917 г. «Правительства Народных Комиссаров» еще не существовало, а Ленин с Троцким, находясь в Смольном в ожидании взятия Зимнего дворца и ареста Временного правительства вечером 25 октября, еще обсуждали, как назвать новую власть. А в Берлине, оказывается, уже знали, а может быть и даже подсказали, как отличить от Временного правительства будущее Временное рабоче-крестьянское правительство, созданное в ночь на 26 октября на Втором Всероссийском съезде Советов.

Таким образом, подлинных фактов о существовании «германобольшевистского заговора» в октябре 1917 г. пока не обнаружено. Показательно, что даже Д. А. Волкогонову, имевшему в отличие от других историков свободный доступ во все секретные и особые архивы, выявить реальный «германский след» в организации «большевистского заговора» не удалось. «Большевики, точно оценив реалии момента, были готовы взять власть любым способом: мирным, заговорщиским или массовым выступлением. Вся ситуация работала на них. Заговор оказался не нужным, — писал он. — Может быть, именно более высокая, чем у какой-либо партии в России, степень организованности и единства сыграла решающую роль в октябрьском перевороте. Небольшая кучка подпольщиков в феврале 1917 года смогла трансформироваться в мощную политическую силу во главе с одержимым идеей социалистической революции вождем»⁸². Не подтверждается пока документально также и давняя версия о том, что на организацию вооруженного восстания большевики получили сотни миллионов немецких марок, на которые, в частности, было закуплено оружие в Германии. В действительности принимавшие участие в штурме Зимнего дворца солдаты, матросы, красногвардейцы были вооружены все-таки не немецкими, а мосинскими с Сестрорецкого оружейного завода винтовками. В связи с этим хотелось бы порекомендовать заинтересованному читателю познакомиться с замечательной книгой «Штурм Зимнего», опубликованной 20 лет назад знатоком этих событий профессором В. И. Старцевым. Можно только пожалеть, что сегодня историческая правда о Русской революции не только не восстанавливается, но и искажается сенсациями и разоблачениями, о которых шла речь выше.

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 241.

² Там же. С. 240.

³ Протоколы Центрального Комитета РСДРП (б). Август 1917 —февраль 1918. С. 55.

⁴ Там же.

⁵ Рабочий путь. 1917. 20 сент.

⁶ Руднева С.Е. Указ. соч. С. 179.

⁷ Там же.

⁸ Протоколы Центрального Комитета РСДРП (6). Август 1917 —февраль 1918. С. 65.

⁹ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 272.

¹⁰ Там же. С. 347.

¹¹ Там же.

¹² Рабочий путь. 1917. 13 окт.

¹³ Там же. 8 окт.

¹⁴ Протоколы Центрального Комитета РСДРП (б). Август 1917 —февраль 1918. С. 85.

¹⁵ Там же. С. 85-86.

¹⁶ Там же. С. 86-88.

¹⁷ 3намя труда. 1917. 13 окт.

¹⁸ Октябрьская революция и фабзавкомы. Ч. II. М., 1927. С. 162.

¹⁹ Петербургский комитет РСДРП (б) в 1917 году: Протоколы и материалы заседаний. СПб., 2003. С. 502.

²⁰ Невский В. И. Историческое заседание Петербургского комитета РСДРП(б) накануне Октябрьского восстания // Красная летопись. 1922. № 2/3. С, 38.

²¹ Из записок А, И.Козьмина // Красный архив. 1933. Т. 5(60). С. 153.

²² Чаадаева О. Н. Солдатские массы Петроградского гарнизона в подготовке и проведении Октябрьского вооруженного восстания // Исторические записки. 1955. Т. 51. С. 12, 15.

²³ Старцев В. И. Очерки по истории Петроградской Красной гвардии и рабочей милиции. М.; Л., 1965. С. 195.

²⁴ Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б). Август 1917 —февраль 1918. С. 85.

²⁵ Мехоношин К. А. Военная организация большевиков в октябрьские дни 1917 года / / Ленин вождь Октября. 1958. С. 191.

²⁶ Соболев Г. Л, Петроградский гарнизон в борьбе за победу Октября. Л., 1985. С. 226.

²⁷ Кочаков Б. М. К вопросу о составе, численности и расположении Петроградского гарнизона накануне Октябрьского вооруженного восстания // Ленин и Октябрьское вооруженное восстание. М., 1964. С. 293.

²⁸ Известия ЦИК. 1917. 10 окт.

²⁹ Большевизация Петроградского гарнизона в 1917 году. Л., 1932. С. 293, 298.

³⁰ Известия ЦИК. 1917. 10 окт.

³¹ Там же. 14 окт.

³² Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде: Документы и материалы. М., 1957. С. 204-205.

³³ Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б). Август 1917 —февраль 1918. С. 93-94.

³⁴ Там же. С. 94.

³⁵ Там же. С. 104.

³⁶ Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде: Документы и материа­лы. С. 272-273.

³⁷ Известия ЦИК. 1917. 17 окт.

³⁸ Протокол заседания Временного правительства 17 октября 1917 г. // Исторический архив. 1960. № 5. С. 83-85.

³⁹ Верховский А. И. Россия на Голгофе. Из походного дневника. 1914-1918. Пг., 1918. С. 125.

⁴⁰ Протокол заседания Временного правительства 17 октября 1917 г. С. 84-85.

⁴¹ Рабочая газета. 1917. 18 окт.

⁴² Протоколы заседания ЦК партии социалистов-революционеров // Вопросы истории. 2000. № 10. С. 25-26.

⁴³ Рабочий и солдат. 1917. 19 окт.

⁴⁴ Там же.

⁴⁵ Новая жизнь. 1917. 20 окт.

⁴⁶ Верховский А. И. Россия на Голгофе. С. 133.

⁴⁷ См.: Былое. 1918. № 12. С. 30-40.

⁴⁸ Там же. С. 38

⁴⁹ Уорт Роберт. Указ. соч. С. 175.

⁵⁰ Архив русской революции. Т. VII. Берлин, 1922. С. 281.

⁵¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 435.

⁵² Рабочий путь. 1917. 25 окт.

⁵³ Там же. 24 окт.

⁵⁴ Новая жизнь. 1917. 25 окт.

⁵⁵ Петроградский Военно-революционный комитет. Т. 1. М., 1966. С. 67.

⁵⁶ Октябрьское вооруженное восстание. Кн. 2. М.; Л., 1967. С. 285.

⁵⁷ Антонов-Овсеенко В. Октябрьская буря / / Октябрьское вооруженное восстание. Л., 1956. С. 102.

⁵⁸ Рабочий и солдат. 1917. 25 окт.

⁵⁹ Там же.

⁶⁰ Новая жизнь. 1917. 24 окт.

⁶¹ Рабочий путь. 1917. 25 окт.

⁶² Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде: Документы и материалы. С. 277-278, 593-594.

⁶³ Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б). Август 1917 —февраль 1918. С. 119-121.

⁶⁴ Керенский А. Ф. Россия на историческом переломе. М., 1993. С. 239.

⁶⁵ См.: Волкогонов Д. А. Ленин. Кн. 1. М., 1999. С. 207.

⁶⁶ Рабочий путь. 1917. 25 окт.

⁶⁷ Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ИГА СПб). Ф. 131. On. 1. Д. 41. Л. 27; Д. 53. Л. 25.

⁶⁸ Там же. Д. 23. Л. 24.

⁶⁹ Питерские рабочие и Великий Октябрь / Отв. ред. О.Н.Знаменский. Л., 1987. С. 455.

⁷⁰ Известия ЦИК. 1917. 25 окт.

⁷¹ Керенский А. Ф. Указ. соч. С. 243.

⁷² Новая жизнь. 1917. 26 окт.

⁷³ Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде: Документы и материа­лы. С. 403.

⁷⁴ Там же. С. 402.

⁷⁵ Малянтович П.Н. В Зимнем дворце 25-го октября 1917 года // Былое. 1918. № 12. С. 115-116.

⁷⁶ Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде: Документы и материалы. С. 407-408.

⁷⁷ Малянтович П.Н. Указ. соч. С. 126.

⁷⁸ Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде: Документы и материалы. С. 398.

⁷⁹ Арутюнов А. Указ. соч. С. 200.

⁸⁰ В огне революционных боев. Ч. И. М., 1971. С. 24

⁸¹ Германо-большевистская конспирация // Тайна Октябрьского переворота. СПб., 2001. С. 251.

⁸² Волкогонов Д. А. Ленин. Кн. 1. М., 1999. С. 294.